Дама пик

– Молодец! – похвалил он вслух, стараясь не выдать себя ни голосом, ни выражением глаз. – Это все?

– Все? – удивился Ренар, не ожидавший, по-видимому, настолько сдержанной реакции. – Юсс, ты в своем уме?

– Мне кажется, да, – пожал плечами Август. – Или ты ожидал, что я устрою истерику?

– Но ты теряешь титул…

– И становлюсь ублюдком, – закончил его мысль Август. Голос звучал ровно. Лицо оставалось спокойно. Он мог собой гордиться. – Но история-то на этом закончилась, разве нет?

– Нет, – снова улыбнулся Ренар. Улыбка демонстрировала худшие его черты, но Рейнике-лис был уверен: никто, кроме Августа, об этом разговоре не узнает. А притворяться перед бывшим братом – единоутробным, но не родным, – не считал нужным. Наоборот. Своим триумфом он хотел насладиться сполна.

– Я показал письма отцу, – не отпуская улыбку, объяснил Ренар. – Но перед этим я обратился за советом к князю де Э. Я был растерян, видишь ли, и не знал, что мне со всем этим делать.

«Хороший выбор, – согласился Август. – И коварство… элегантное. Что есть, то есть, не отнимешь!»

Князь де Э был ни много ни мало личным конфидентом короля Максимилиана и действительным членом Коллегиум Гросса. И при всем при том это был вполне вменяемый и даже где-то порядочный человек. Одним словом, не дурак, не прохиндей и не сплетник. На каждом углу болтать о ставших ему известными мерзостях не станет, и значит, секрет на какое-то время останется секретом. Однако близким ему людям, включая, разумеется, короля, расскажет, поскольку сочтет это правильным поступком. А в результате – лавина сошла с гор, и Август оказался на ее пути: провал на выборах в Коллегиуме, королевская опала и дополнительный повод старому графу не искать никакого компромисса. Вернее, не соглашаться на него, если предложит кто-нибудь другой.

«Элегантно… но…»

Август вдруг понял, что чего-то в этой истории не хватает. Какого-то завершающего штриха. И ведь он думал уже об этом, имея в виду Агату и ее таинственный визит в палаццо Феарина…

– А к Агате ты зачем ходил? – спросил он вслух, чтобы расставить все точки над «i».

– Исключительно из вредности, – довольно улыбнулся Ренар. – Хотелось, знаешь ли, братец, раздавить тебя окончательно. Что скажешь: у меня получилось?

Скрывать правду не имело смысла, не говоря уже о том, что унизительно. Все равно ведь узнает или, возможно, знает уже. В любом случае пыжиться показалось неразумным.

– Получилось, – кивнул Август. – Ты преуспел, Райк. Агата уезжает с мужем в Петербург и попросила его величество закрыть мне туда дорогу. Похоже, ты лучше меня разбираешься в людях, Райк. Иметь в любовниках графа – это одно, а незаконнорожденного, на которого теперь будут пялиться все кому не лень, – совсем другое. Я ведь по статусу теперь даже не дворянин…

Последнее было сомнительно: вилла Аури в любом случае оставалась его собственностью, и хотя титула, привязанного к «земле и замку», не имела, дворянство своему хозяину обеспечивала, так как досталась ему в наследство, а не была приобретена за деньги. Однако рассказывать об этом Ренару Август счел лишним.

«Пусть радуется пока…» – подумал он мимоходом, но развивать эту мысль не стал. Еще успеется.

Палаццо Феарино,

девять часов вечера прошедшего дня

Возможно и даже скорее всего, ходить этим вечером на прием в королевский дворец Августу не стоило. Но он все-таки пошел и испил свою горькую чашу до дна. Мажордом обозвал его попросту «господин Август Агд», даже не соизволив ради приличия назвать кавалером. Большинство гостей – в основном бывшие друзья и родичи – отводили глаза, демонстрируя холодность и отчуждение. Недоброжелатели же, напротив, смотрели во все глаза и горели желанием поговорить. Лицо Агаты при виде Августа пошло красными пятнами, барон ван дер Коттен наградил презрительным взглядом, а король Максимилиан сыграл труса. Сбежал из собственного тронного зала, лишь бы не оказаться лицом к лицу с Августом и быть вынужденным с ним говорить. Вот тогда Август и решил покинуть свет: ушел с приема, сменил на Кожевенной улице карету на коня и погнал Жоффрея в ночь.

Глава 2 Теа д’Агарис, графиня Консуэнская

Вилла Аури, день первый, ночь

Гнев не угасал. Не помогал и алкоголь. Ярость клокотала в груди, сжимала виски, застилала взгляд кровавым туманом. Август агонизировал. Но чем яростнее он ненавидел, тем сильнее был его личный протест против того жалкого положения, в котором он оказался. Негодование не только вызывало нестерпимую душевную боль, но порождало также злость, которая должна была – просто обязана – излиться вовне, воплотиться в нечто, способное «повернуть колесо вспять». Надо было только придумать, как это сделать практически. И такой способ неожиданно нашелся.