Дама Пик

Генри, поняв, что делает Наташа, огляделся и метким выстрелом разнес вторую камеру, от которой во все стороны полетели осколки черного пластика.

– Все, пошли в закрома, – сказал я, и мы снова вышли на площадку.

Там уже никого не было, и я понял, что ротвейлеры отправились на охоту.

Во дворце была тишина, и мы медленно поднялись на третий этаж, где в конце лабиринта коридоров, как раз напротив входа в гарем, находилась сокровищница.

Неожиданно в другой части дворца прозвучали несколько приглушенных одиночных выстрелов, автоматная очередь, затем отдаленный отчаянный крик, и снова настала тишина.

Мы переглянулись и осторожно вошли в анфиладу комнат, ведущую в нужную нам сторону.

Я шел впереди, за мной – Наташа, озиравшаяся по сторонам в поисках телекамер, а замыкал процессию вооруженный до зубов Генри. Он был вооружен несколькими пистолетами, двумя армейскими автоматами, гранатами, пристегнутыми к бронежилету, а также имел за спиной небольшой рюкзак с дополнительным хозяйством.

Пока все было тихо, и эта тишина начинала действовать мне на нервы.

Если бы откуда-нибудь выскочили вопящие ваххабиты и началась откровенная перестрелка – было бы лучше. А так – идешь и слышишь только шорох собственных шагов. И что будет в следующую секунду – не знаешь.

Вдруг сзади меня раздался выстрел, и я аж подскочил.

Оглянувшись, я увидел Наташу, опускавшую пистолет. Она молча указала мне на разбитую камеру под потолком.

– Предупреждать надо, – проворчал я. – Или ты хочешь, чтобы я еще и заикой стал?

Наташа хмыкнула, и мы продолжили движение.

Комната за комнатой оставались за нашими спинами, и пока что все было подозрительно спокойно. Но вот у Генри на груди запищала рация, и он, схватив ее, нажал на клавишу.

– Ну, что там? – недовольно поинтересовался он, глядя на меня.

Рация захрипела, потом мы услышали прерывистое дыхание одного из спецназовцев, и наконец раздался его голос, искаженный болью:

– Брауна застрелили, а я попался на булавку. А-а, черт…

Снова раздалось его громкое булькающее дыхание, потом голос:

– Их было пятеро, мы их всех положили… Деньги – Клариссе. Ты знаешь, как ее найти…

Снова пауза, затем его голос стал тише, будто он говорил в сторону:

– Так ты еще не сдох, подонок? Отправляйся к своему Аллаху, пусть он тебе, уроду, жопу разорвет!

И мы услышали два выстрела.

Они раздались одновременно – и в рации, и оттуда, где только что произошла перестрелка.

Генри нажал на клавишу и обеспокоенно спросил:

– Симпсон, ну что у тебя там?

Рация снова захрипела, и через секунду прозвучал ответ Симпсона:

– Похоже, мне крышка, Генри… Деньги…

Настало молчание.

Видимо, Симпсон не ошибся, и ему действительно пришел конец.

Генри молчал несколько секунд, прислушиваясь к шипению рации, затем выключил ее и сказал:

– Симпсона и Брауна нет. Теперь там остались только двое наших.

– А что такое булавка? – спросила Наташа.

Генри посмотрел на нее долгим взглядом и неохотно ответил:

– Большое и толстое ржавое копье, которое выскакивает из стены, если встанешь куда не надо. Симпсона проткнуло насквозь. Иначе не бывает. Так что смотрите под ноги и остерегайтесь подозрительных отверстий в стенах. Все, лекция окончена, пошли дальше.

Мы двинулись дальше и через минуту подошли к концу анфилады.

Перед нами была дверь, за которой, если я не ошибался, должна быть лестница, по ней – на следующий этаж, и там справа – гарем, а слева – сокровищница жирного шаха. Перед гаремом – стража.

Вспомнив об этом, я сказал:

– Генри, ты не забыл, что гарем охраняют ребята с автоматами?

Он кивнул и зловеще процедил:

– Сейчас эти ребята потрогают свои автоматы в последний раз. Если успеют.

И он протянул руку к двери.

Осторожно повернув вычурную золотую ручку, он тихо отворил дверь настежь и шагнул вперед.

Пол под его ногой тихо скрипнул, и я, машинально посмотрев вниз, заметил, что половица, на которой он стоял, чуть подалась. Не знаю, что сработало у меня в голове, но я схватил его за шиворот и, рванув изо всех сил, отбросил от двери.

В ту же самую секунду из узкой вертикальной щели, шедшей вдоль косяка, бесшумно вылетело широкое сверкающее лезвие и, мелькнув сверху вниз, снова исчезло. Если бы Генри в этот момент был в проеме двери, то обе его половинки лежали бы сейчас в луже крови.

Мы замерли, а Генри уставился на дверь, потом на меня, потом шагнул вперед и осторожно наступил на ту же самую половицу.

Лезвие снова выскочило, рассекло воздух и спряталось, а Генри изумленно сказал:

– Мать твою, а ведь меня бы сейчас нашинковало!

– Золотые слова! – согласился я.

– С меня пиво, – сказал он, переводя дыхание, и посмотрел на меня без особой благодарности.

– Э, нет! Так дешево не отделаешься, – возразил я, – но об этом потом, а пока давай найдем рычаг, который отключает это.

– Это вы, белые люди, ищете какие-то рычаги, а мы, простые негры…

С этими словами он подтащил к двери некое подобие низкого комода, до того стоявшего у стеночки, просунул его в проем, а потом еще раз наступил на предательскую половицу.