Дама Пик

Как ни странно, сегодня в «Сердце гондольера» оказалось довольно много знакомых, с интересом рассматривавших Августа и его спутницу. Очевидно, что слухи, — знать бы еще какие? — добрались сюда из Генуи гораздо раньше, чем Август и Теа приехали в Венецию. Трудно сказать, что именно стало известно «широкой публике», и как эти новости трактовались здесь и сейчас, но знакомцы, а это в основном были венецианские аристократы, негоцианты и артисты, Августа не игнорировали. Вежливо здоровались, обменивались с ним короткими, ни к чему не обязывающими репликами, куртуазно представлялись Теа и говорили ей витиеватые комплименты. Приглашали к столу, зазывали в гости. Но Август на все это практически не отвлекался. Отвечая всем встречным вежливо, но скорее машинально, чем осознанно. Его интересовала одна лишь Теа. На нее он и смотрел. С ней говорил. Ею восхищался. И все это оттого, что впервые в жизни испытывал нечто большее, чем обычное увлечение красивой женщиной. Теа он не просто хотел, ее он любил, и это было странно и ново для него, но у Августа даже не было возможности осмыслить свои переживания, настолько он был ими полностью захвачен.

Итак, расположившись за одним из столиков, скрытых в глубоких нишах задней стены, они заказали суп минестроне, сваренный по классическому венецианскому рецепту, то есть, «из семи типов овощей, семи типов мяса и семи видов приправ», жаркое из козленка — в Венеции его так и называют — капретто, то есть, «козленок», — ризотто с морскими гадами, миндальный торт и красное вино из Тревизо. Вот с этого вина все, собственно, и началось. Камерьере принес бутылку темного стекла, откупорил и налил немного в бокал Августа. Август взболтнул вино, поднес к носу — великолепный аромат — и совсем уже готов был продегустировать напиток, когда в игру вступила Теа.

— Не пей! — сказала она и нахмурилась. — Что-то не так… Ну, не знаю! — раздраженно бросила она. — Но я бы не рекомендовала брать это вино в рот. Оно…

«Яд?!»

Могло случиться, и так, но в связи с этим возникало, как минимум, два вопроса. Вернее, три. Кто? Почему? Как узнала об этом Теа?

Самое любопытное, что Август в словах женщины не усомнился. Сказала, значит, так и есть. Другое дело, как узнала, и что теперь с этим делать? И с тем, что Теа способна — если конечно, и в самом деле, способна, — на такое волшебство, и с тем, в первую очередь, что их пытаются отравить. Его или ее. Или, возможно, обоих?

— Нет, — сказал он вслух, все еще принюхиваясь к вину, покачал головой и холодно посмотрел на камерьере, — не нравится мне этот запах.

Вот только, на самом деле, никакого особого запаха он не уловил. Аромат был. Винный. Но и только.

— Ты уж извини, любезный, но пахнет как-то не так. Вот мне и дама пить не советует…

Август тянул время, пытаясь найти элегантный выход из отнюдь не тривиальной ситуации. Обычно ведь как? Или жертва глотает яд, или нет. Но в последнем случае, возможны варианты, большинство из которых сводится к обострению конфликта. Однако Августу крайне не хотелось «обострять», поскольку ничего хорошего в открытом вызове, брошенном неизвестному противнику, нет. Враг итак знает, кого и почему хочет убить, а ты — нет, и значит, любая публичность на руку злодею. Вот Август и пытался разрешить конфликт, не привлекая при этом внимания других посетителей траттории. Однако, как тут же выяснилось, зря старался: едва прозвучала его реплика, произнесенная тихим голосом и с вежливой улыбкой на губах, как худощавый камерьере «ударился в бега». Бросил бутылку и побежал к выходу из траттории.

Впрочем, далеко не убежал. Теа стремительно вскинула руку, словно хотела напутствовать убегавшего от нее мужчину, или прощалась с ним. Скорее, второе, поскольку метальный нож вошел камерьере под левую лопатку, и, споткнувшись набегу, беглец рухнул лицом вниз.

— Вот же засада! — Теа посмотрела на свою руку, перевела взгляд на упавшего камерьере, покачала головой и снова взглянула на руку. — Как-то я поторопилась, наверное…

Ну, поторопилась или нет — это еще как посмотреть. Другой вопрос, что теперь со всем этим делать, даже если допустить, что они в своем праве — покушались-то на них, а не наоборот. Однако нож в спину? И где? В знаменитой траттории, на глазах у «всех, всех, всех»? Выглядело неаппетитно, и это еще мягко сказано.

«Впрочем, что сделано, то сделано!» — решил Август, взглянув в изумрудные глаза Теа. Сердиться на нее, тем более, гневаться он не мог. Просто не получалось.

— Все нормально, — успокоил он женщину и, вспомнив одно из ее «особенных» выражений, добавил с улыбкой:

— Не бери в голову, дорогая! А бросок, к слову, вышел на славу!

— Как скажешь! — ответила неуверенной улыбкой Теа и, более не отвлекаясь, занялась делом.

— Ты ведь сможешь определить яд? — спросила она, вставая из-за стола.

Между тем, мгновение оцепенения прошло, и в обеденном зале заголосили женщины и закричали мужчины.