Дама разбитого сердца

Василий понемногу приближался, и Лоле следовало подумать, как привлечь его к себе так, чтобы это выглядело естественно. Проще всего было бы что-нибудь уронить и чтобы он поднял. Но что уронить? Платок? Слишком уже театрально, совсем как у Шекспира. Там они всю пьесу бегали с этим несчастным платком, «расшитым цветами земляники», Отелло даже свою Дездемону из-за него задушил. Можно, конечно, просто уронить программку, но это будет уже не высший класс. А если сделать вид, что случайно выпала из ушка бриллиантовая сережка, то поднимется форменное столпотворение, найти сережку захочет не один Василий Зайкин, его тут затопчут, да еще и сережку в суматохе утянут, народ тут всякий попадается. Что с того, что бриллианты поддельные, они обещали вернуть вещи через три дня в целости и сохранности.

Василий был уже совсем близко, и Лола поняла, что нужно на что-то срочно решаться, потому что сам он не делал попытки вступить с ней в контакт, видимо, тоже хочет, чтобы их знакомство выглядело как можно естественнее. Лола неловко повернулась и выронила сумочку. Сумочка оказалась раскрытой, так что упала с шумом, и на пол вывалились записная книжка, пудреница и кошелек. Василий мгновенно подскочил и присел на корточки, чтобы подобрать Лолино барахло. Но сама она за секунду до этого тоже наклонилась, торопясь поднять кошелек. Она опасалась, как бы этот аферист не схватил кошелек первым и не удрал с ним в суматохе. Может, он посчитает, что с него хватит, и не станет знакомиться с Лолой. Леня говорил, что Зайкин ничем не брезгует, вот ухватил у дамы дорогую шубу – и доволен. А у Лолы в кошельке кредитка… И вот, они столкнулись лбами. Все вышло очень естественно, подумала Лола, потирая лоб, но шишка ей обеспечена. Лоб у Василия Зайкина оказался крепким.

Она очень натурально вскрикнула, но негромко, чтобы не привлекать к себе внимания окружающей публики, потом отняла руку от многострадального лба и совсем близко увидела глаза Василия. В них стояло такое трогательное выражение, что в груди у Лолы что-то лопнуло и разлилось горячим и сладким. Ей тут же захотелось окружить этого полноватого, не слишком привлекательного мужчину заботой и лаской. Ей захотелось подавать ему по утрам в постель кофе и горячие круассаны, завязывать галстук, долго копошась под его подбородком, целовать в мягкую щеку, пахнущую хорошим лосьоном для бритья, и даже собственноручно гладить ему рубашки.

Лола совершенно не следила за своим лицом и забыла все Ленины наставления, но именно в этот момент в глазах ее появилась томная поволока, что и дало понять прожженному типу, большому знатоку женской психологии Василию Зайкину, что дело его на мази.

– Простите! – сказал Василий приятным сочным баритоном. – Простите меня, я такой неловкий.

От звука его голоса Лола несколько пришла в себя. Не зря она была актрисой, да еще прошла хорошую школу под руководством Лени Маркиза. Мозги у Лолы явно начинали отказывать, придется выезжать на мастерстве.

Лола взяла себя в руки и мобилизовала все свои внутренние резервы. Она поняла уже, что обаяние этого человека безгранично. Это было как наваждение, но, слава богу, ей удалось его временно сбросить.

Лола несколько раз глубоко вздохнула, чтобы окончательно отделаться от действия чар этого странного человека.

Василий подобрал дамские мелочи из сумочки, причем Лола проследила за кошельком. Но кажется, ее опасения были напрасны, Зайкин понял, что из этой девицы, обвешанной бриллиантами, как новогодняя елка – игрушками, он может выкачать гораздо больше.

Он помог Лоле подняться на ноги, улыбнулся растерянной, смущенной улыбкой и сказал таким тоном, как будто они давно были знакомы:

– Ужасно не люблю людные сборища! Такие человеческие скопления вызывают у меня что-то вроде аллергии!

– Зачем же вы пришли сюда? – Лола чуть заметно отступила, с опаской поглядывая на Зайкина и прислушиваясь к себе: не начинается ли снова с трудом преодоленное наваждение.

– Это все мама! – честно признался Василий. – Она вбила себе в голову, что я непременно должен бывать на людях. Ей кажется, что я живу затворником, и это плохо сказывается на моем характере.

– Вы такой послушный сын? – с легкой иронией осведомилась Лола. – Кажется, вы уже вышли из младшего школьного возраста!

– Вы не знаете мою маму! – в притворном ужасе проговорил Зайкин. – Чуть что не по ней, у нее начинается сердечный приступ! Кроме того, она сразу же заводит разговор о женитьбе. Так что я предпочитаю не спорить с ней и послушно отправляюсь на эту каторгу, – и он обвел широким жестом тихо переговаривающуюся толпу, – вы не представляете, как сложно быть единственным сыном такой энергичной женщины, как моя мама!

– Разговор о женитьбе? – выхватила Лола самое интересное из его реплики. – Мама мечтает вас женить? Удивительно! Обычно матери холодно относятся к женитьбе единственного сына!