Дама с камелиями

Самое ужасное было то, что я сознавал свою вину: все говорило за то, что Маргарита меня любила. Во-первых, этот план провести лето со мной в деревне; во-вторых, ничто не заставляло ее стать моей любовницей, ведь моего состояния было мало не только для ее жизни, но даже для ее прихотей. Значит, в ней говорила только надежда найти во мне искреннюю привязанность, которая могла бы ей дать отдых от продажной любви, среди которой она жила, а я со второго дня знакомства разрушил эту надежду и заплатил дерзкой иронией за любовь, которой пользовался в течение двух ночей. То, что я делал, было более чем смешно, это было неделикатно. Ведь я даже не платил этой женщине, чтобы иметь право ее поносить, ведь, удрав на второй день, я был похож на паразита в любви, который боится, что ему подадут счет. Я был знаком с ней всего тридцать шесть часов, был ее любовником двадцать четыре часа и еще разыгрывал недотрогу. Вместо того, чтобы не находить себе места от счастья, что она принадлежала мне, я хотел иметь ее всю и принудить ее порвать сразу все старые отношения, которые обеспечивали ее будущее. В чем я мог ее упрекнуть? Ни в чем. Она мне написала, что она нездорова, тогда как она могла мне сказать совершенно просто, с отвратительной откровенностью некоторых женщин, что к ней должен прийти любовник, и, вместо того чтобы поверить ее письму, вместо того чтобы отправиться погулять в совершенно противоположную сторону, вместо того чтобы провести вечер с друзьями и прийти на следующий день в назначенный ею час, я разыгрывал из себя Отелло, шпионил за ней и хотел ее наказать тем, что не явился к ней. Но она, напротив, вероятно, была в восторге от этого разрыва, она, должно быть, считала меня ужасно глупым, и ее молчание было выражением даже не укора, а только презрения.

Я должен был в таком случае сделать Маргарите подарок, и это доказало бы ей мое великодушие и щедрость, позволило бы мне обращаться с ней как с содержанкой и считать, что мы поквитались, но я боялся оскорбить одной тенью продажности если не ее любовь ко мне, то, по крайней мере, мою любовь к ней. Эта любовь была так чиста, что она не допускала разделения и не могла в то же время оплатить самым прекрасным подарком счастье, которое она испытала, как ни коротко было это счастье.

Вот что я передумал в ту ночь, и я был готов пойти и рассказать это Маргарите.

Наступил день, а я все еще не спал, у меня был жар, я не мог ни о чем думать, кроме Маргариты.

Вы понимаете, что я должен был принять какое-нибудь решение и покончить или с этой женщиной, или со своими сомнениями, если только она захочет меня принять. Но вы сами знаете, как трудно принять окончательное решение. Я не мог оставаться дома и, не решаясь отправиться к Маргарите, выбрал иной способ приблизиться к ней, — в случае удачи я мог все объяснить случайностью.

Было девять часов, я побежал к Прюданс и очень удивил ее своим ранним визитом.

Я не решился сказать ей откровенно о цели моего прихода.

Я ответил ей, что вышел из дому рано, чтобы получить место в дилижансе, который ходит в С., где живет мой отец.

— Счастливец же вы, — сказала она, — можете уехать из Парижа в такую хорошую погоду.

Я посмотрел на Прюданс с недоумением, не смеется ли она надо мной. Но лицо ее оставалось серьезным.

— Вы зайдете проститься с Маргаритой? — спросила она по-прежнему серьезно.

— Нет.

— И хорошо сделаете.

— Вы находите?

— Конечно. Раз вы с ней порвали, зачем опять видеться?

— Вы знаете о нашем разрыве?

— Она мне показывала ваше письмо.

— А что она вам сказала?

— Она сказала: «Прюданс, ваш протеже не особенно вежлив. Такие вещи можно думать, но нельзя писать».

— А как, им тоном она это сказала?

— Смеясь. И при этом добавила: «Он два раза ужинал у меня и даже не зашел облегчать свой желудок».

Вот какое впечатление произвели мое письмо и моя ревность. Мое самолюбие было страшно унижено.

— А что она делала вчера вечером?

— Она была в Опере.

— Я знаю. А потом?

— Ужинала дома.

— Одна?

— Нет, кажется, с графом Г.

Итак, разрыв со мной ничего не изменил в привычках Маргариты.

Некоторые люди в подобных случаях дают совет не думать о женщине, которая вас не любит.

— Я очень рад, что не доставил Маргарите огорчения, — возразил я с деланной улыбкой.

— И она вполне права. Вы поступили так, как должны были поступить, вы были рассудительнее. Она вас любила, постоянно о вас говорила и была способна выкинуть какую-нибудь глупость.

— Почему же она мне не ответила, раз она меня любит?

— Она поняла, что не должна была вас любить. Кроме того, женщины позволяют иногда обманывать их любовь, но никогда не позволяют оскорблять их самолюбие, а нельзя не оскорбить самолюбие женщины, бросая ее после двух дней связи, каковы бы ни были принципы разрыва. Я знаю Маргариту, она скорее бы умерла, чем вам ответила.

— Что же мне делать?

— Ничего. Она вас забудет, вы ее забудете, и вам не в чем будет упрекнуть друг друга.

— Но если я ей напишу и попрошу прощения?

— Лучше не делать этого, она вас простит.

Я чуть не бросился на шею Прюданс.

Через четверть часа я был уже дома и писал Маргарите: