Ваш отец поцеловал меня в последний раз. Я почувствовала на своем лбу слезы благодарности, которые как бы искупали ошибки моего прошлого, и в тот момент, когда я согласилась отдаться другому человеку, я сияла от гордости, думая о том, что я покупала этой дорогой ценой.
И это было вполне понятно, Арман; вы говорили мне, что ваш отец — самый честный человек на свете.
Господин Дюваль сел в экипаж и уехал.
Но я — женщина, и когда вас увидела, не могла удержаться от слез, но не забыла все-таки своего решения.
«Хорошо ли я сделала?» — вот какой вопрос я задаю себе теперь, когда лежу больная в постели, из которой уже не поднимусь.
Вы были свидетелем, что я испытывала по мере приближения часа нашей неизбежной разлуки. Вашего отца не было тут, и он не мог меня поддержать. Была минута, когда я была готова во всем вам признаться, так я боялась, что вы меня будете ненавидеть и презирать.
Вы не поверите, может быть, Арман, но я просила у Бога сил. Он принял мою жертву и дал мне силы.
За ужином мне тоже нужна была помощь, я не хотела думать о том, что мне предстоит, — я так боялась, что мужество мне изменит!
Кто бы мог подумать, что я, Маргарита Готье, буду так страдать при одной мысли о новом любовнике?
Я напилась, чтобы забыть, а на другой день проснулась в постели графа.
Вот вам вся правда, мой друг, судите и простите, как я простила вам все зло, которое вы мне причиняли с тех пор.
XXVI
То, что было после этой роковой ночи, вы знаете не хуже меня, но вы не знаете, вы не можете знать, что я выстрадала после нашей разлуки.
Я узнала, что ваш отец увез вас, но я не сомневалась, что вы не сумеете долго прожить вдали от меня. В тот день, когда я встретила вас на Елисейских полях, я была взволнована, но не удивлена.
Тогда начался целый ряд дней, из которых каждый приносил мне новое оскорбление от вас, оскорбление, которое я принимала почти с радостью, так как оно являлось доказательством вашей любви ко мне, и, кроме того, мне казалось, что чем больше вы меня преследуете, тем больше я вырасту в ваших глазах в тот день, когда вы узнаете правду.
Не удивляйтесь этому радостному мученичеству, Арман. Ваша любовь открыла мое сердце благородному восторгу.
Однако я не сразу окрепла.
Между моментом принесения жертвы и вашим приездом прошло довольно долгое время, в течение которого мне необходимо было напрягать все свои силы, чтобы не сойти с ума и не замечать жизни, в которую я бросилась. Прюданс вам рассказывала, не правда ли, что я бывала на всех празднествах, на всех балах, на всех оргиях?