– Всем привет. Я ассистент режиссера Ваня Раздоров. Во время съемки внимательно слушайте и смотрите на мои руки. Поднимаю левую – все улыбаются, правую – начинаете хлопать. Выплюньте жвачки, убедительная просьба в процессе записи не курить, не жевать, не зевать. Также не следует сморкаться, ковырять в носу, крутить волосы, чихать и кашлять. Сделайте радостные лица, всем весело. А сейчас за работу. Раньше начнем – раньше закончим. Сначала несколько минут хлопаем, запишем аплодисменты, затем хохочем. Поехали!
Публика исправно захлопала, потом заржала. В конце концов на середину комнаты выскочил фальшиво оживленный ведущий и заорал: «Добрый вечер. Вас приветствует передача «Твои друзья».
– Стоп, – завопил режиссер, мужик лет пятидесяти, тоже в грязных джинсах, – стоп, какой идиот велел ему надеть фиолетовую жилетку?
– Сам надел, – возмутился ведущий, – фиолетовый освежает.
– Скажите, какой самостоятельный, – фыркнул режиссер и громовым голосом приказал: – Принесите розовую.
– Ни за что! В розовом выгляжу педиком!
– На самом деле ты кто?
Они попрепирались еще немного. И запись понеслась снова. Останавливались почти все время, ругались. Изредка участники забывали текст. Через три часа двадцатиминутное шоу было готово. Я вывалилась вместе со всеми в коридор, чувствуя, как прохладный ветерок гуляет по вспотевшей спине. Ну и ну, а как красиво все на экране выглядит. Из студии выскочил Раздоров, я побежала за ним. Ваня влетел в одну из комнат, шлепнул на стол пару папок и устало сказал:
– Кретины!
В этот момент из другой комнаты заорали:
– Ванька!
Раздоров пошел в соседнее помещение, и через открытую дверь я услышала такой разговор:
– Сейчас же привези заказанное!
– Но, Геннадий Сергеевич, – заныл ассистент, – вы же знаете, тачка сломалась. Пошлите Жирного.
– Он уехал за книгами. Давай действуй, возьми такси.
– Ничего себе, такси! Это до Новых Черемушек сколько будет! Я столько не зарабатываю.
– Ладно, ладно, не прибедняйся. Ноги в руки, и вперед.
Раздоров вышел в коридор и с унылым видом поплелся к лифтам. Я нежно окликнула его:
– Ванечка!
Парень обернулся.
– Вы мне?
– Тебе, ангел, в Новые Черемушки ехать? Хочешь подвезу туда и назад?
– За сколько?
– Просто так, по знакомству.
Раздоров обрадовался несказанно. Пока он собирался, я оглядывала потертую дубленую курточку, стоптанные ботинки, поношенные джинсы. На руке – часы «Командирские», одноразовая зажигалка и сигареты «Bond». Не похоже, что у мужика водятся деньги. Хотя в Париже именно настоящие богачи ходят в старых куртках и простых брюках. В Москве все по-другому. Если есть деньги, надо вдеть в нос золотое кольцо, а в зуб воткнуть брильянт.
– Не помню, где мы познакомились, – спросил Иван, когда «Пежо» двинулся.
– В гостях у Люды Кочкиной. Вы тогда с Раей Лисицыной пришли.
– Люда Кочкина, – пробормотал Раздоров, – не припоминаю такую.
Еще бы, ведь я ее только что выдумала.
– Хотя у Райки знакомых, – продолжал Ваня, – чертова куча.
– Красивая девушка. Фигура, лицо, все в ажуре.
– Характером только Господь обидел, – вздохнул парень, – и ума забыл положить, к тому же выпить она не дура.
– Надо же, – притворно посочувствовала я, – тяжело вам с ней.
– Уже нет, – хохотнул ассистент.
– Почему?
– Я, как колобок, укатился от нее. Врунья оказалась жуткая.Представляете, все баки заливала, что у Гарика Рахимова в ансамбле пляшет. А тут выясняется: никакая она не балерина, а стриптизерка дешевая. Ну, облом! С проститутками дела не имею. СПИДа боюсь.
– Кто бы мог подумать, – гнула я свое, – такая приличная с виду девушка, красавица. Наверное, приятно с такой на людях показываться, все мужики завидуют.
– Пройденный этап, – отмахнулся Ванька. – Первое время и правда доволен был. Вечером идем куда-нибудь, парни слюни пускают. Потом надоело. Ну скажите, сколько можно по кабакам и гостям шляться? Мне через две недели опротивело. Работа, сами знаете, нервная, приползу домой – одно желание ножки вытянуть, и даже телевизора не надо. Сколько раз предлагал: давай кассету посмотрим. Такие прикольные есть. «Годзилла» или «Армагеддон». Нет, только на пляски. Я прям балдел. Кругом свет, орут, как на телевидении. Еще и пить надо.
Парень помялся и доверительно сообщил:
– Алкоголь совершенно не переношу, в армии печень посадил, теперь даже от запаха водки тошнит.
Мы катили по Профсоюзной улице, когда Раздоров вдруг попросил:
– Тормозните на минутку, домой заскочу.
Он вышел возле небольшого кирпичного дома. Да, не похож паренек на шантажиста: простоват, глуповат и болтлив. А может, притворяется?
– Вы разве здесь живете? – спросила я. – Помнится, Рая называла какую-то другую улицу. Не то Летняя, не то Осенняя.
– Весенняя, – сказал Иван, – там Раискина квартира, а я тут, с мамой.
Через десять минут мы добрались до цели – кондитерско-булочного комбината, – и попутчик надолго исчез. Я буквально извелась от скуки: читала газету, слушала радио, протирала стекла. Наконец парень вышел из проходной с гигантской коробкой.
– В передаче приз вручаем, на заказ делают, – пояснил он, отдуваясь.