Дама с рубинами

К счастью, обойщики скоро кончили работать, и ей не пришлось одной проходить по длинной галерее, она пошла с обоими мастерами, не глядя ни направо, ни налево, пока, наконец, не проскользнула в свою кухню – работник так и сказал про нее, что она именно проскользнула, как привидение, и упала на скамью для мытья посуды. Но здесь язык ее немного развязался.

И ей тоже явилась «дама с рубинами», и пусть кто-нибудь попробует разубедить ее в том, что она видела собственными глазами, пусть только попробует!

Работник и старая Нетта слушали ее, разинув рты, к ним подошел кучер в ту самую минуту, когда Фридрих спрашивал:

– Она в зеленом платье со шлейфом, как в тот раз, когда явилась мне?

Тут пришел еще мальчик из конторы за стаканом сахарной воды для молодого хозяина.

– О нет, не в зеленом! – энергично качая головой и тяжело дыша, отрицала Бэрбэ. – Вся белая, как снег, пролетела она по коридору за угол! Точь-в-точь такая должна была она лежать в гробу. – При этом Бэрбэ прибавила такие подробности, от которых у конторского мальчика волосы поднялись дыбом.

Он, конечно, не преминул рассказать в конторе обо всем услышанном.

Рейнгольд был сильно рассержен долгим отсутствием парня, и тот в свое оправдание рассказал о происшествии в кухне.

Молодой хозяин тотчас пошел туда. На нем было теплое пальто и меховая шапка.

– Ты сейчас пройдешь со мной наверх и покажешь мне, где ты видела белую женщину, – строго приказал он дрожавшей всем телом старой кухарке. – Я хочу сам хорошенько исследовать дело о привидении. Вы, трусы, только раздуваете дурную славу о моем доме, кто же захочет после того снять в нем помещение, если я надумаю сдать лишние комнаты? Ступай, Бэрбэ! Ты знаешь, я не люблю глупостей!

И Бэрбэ, без слова возражения, с трясущимися губами и подгибающимися коленями, последовала за ним вверх по лестнице, вдоль галереи, но остановилась, полная ужаса, при повороте в коридор. Однако и это не помогло. Он схватил ее за руку и протащил мимо страшных портретов покойников, которые точно следили за ними глазами, до боковой лестницы, ведущей на чердак пакгауза.

Здесь он вдруг соскочил вниз, словно обезумев, приоткрыл неплотно притворенную дверь на чердак и посмотрел в образовавшуюся щель; когда же он опять обернулся к Бэрбэ, его большие тусклые серые глаза ожили и горели, как глаза дикой кошки.

– Ну, отправляйся опять в свою кухню, – приказал он со злой усмешкой, – и скажи другим трусам, что привидение, которое носит корзины с вареньем, не опасно! Но прежде зайди наверх к бабушке и попроси ее сойти ко мне в красную гостиную.

Бэрбэ поспешила уйти, но на душе у нее стало вдруг очень скверно, ею овладело неопределенное чувство, будто она сделала большую глупость, и когда вслед за тем пришла тетя Софи и она начала сейчас же все ей рассказывать, та после первых же слов придала в ужас.

– О, что ты наделала, несчастная Бэрбэ! – воскликнула она с гневом и как была, в тальме и шляпе, побежала наверх по лестнице.

Она бы много дала, чтобы избавить свою Гретхен от бурной сцены или, по крайней мере, увещеваниями и своим ходатайством хоть немного успокоить бурю, но опоздала: в ту самую минуту, как она входила в галерею, из красной гостиной появился Рейнгольд в сопровождении бабушки. Он сделал глубокий иронический поклон по направлению коридора, а госпожа советница крикнула:

– О, милая Грета, тебе, кажется, понравилось разыгрывать роль красавицы Доротеи! Недавно ты явилась в ее венчальном платье, точь-в-точь как она представлена на портрете, а сегодня пугаешь людей, изображая белую женщину!

– Да, даму с рубинами! – добавил Рейнгольд. – Бэрбэ почти помешалась от испуга, увидев промелькнувший, но коридору знакомый нам белый бурнус, и смутила весь дом. Да чего ж другого можно ожидать? Вы все в заговоре против меня и невольно выдаете друг друга!

При этих дерзких словах Маргарита показалась из коридора. Она ничего не возразила – смущение сковало ее уста.

– Обманщица! – набросился на нее Рейнгольд. – Так вот какими потайными ходами ты ходишь? Хорошим вещам ты научилась, пожив вне родительского дома!

– Опомнись, Рейнгольд! – со спокойной серьезностью и истинным величием остановила его Маргарита, направляясь мимо него к тете Софи, но он заступил ей дорогу.

– Так спасайся у своей гувернантки, ты всегда находила у нее защиту и помощь!

– И ты туда же, – не выдержала тетя Софи. – Вашей гувернанткой я не была никогда, – она как-то сухо засмеялась, – я не знаю ни французского, ни английского языка и светских манер у меня тоже нет, но чем-то вроде сиделки была я для вас. Я оберегала вас, насколько могла, и не жалела своих сил: когда ты целый год не мог ходить на своих слабых ножках, мои руки носили тебя по дому и двору, я никогда не доверяла тебя чужим людям. И вот теперь ты можешь бегать, но не на радость другим. Ты бегаешь, как тюремщик, и не только не даешь никому думать и жить по-своему, но даже и дышать, все должны плясать под твою дудку – старый дом Лампрехтов обратился благодаря тебе в смирительный дом. Ни в тебе, ни в твоем хлебе я не нуждаюсь и беру с собой Гретель!