Дама с рубинами. Совиный дом

– Как это возможно? – воскликнула она со сдерживаемым испугом. – Кроме старой «Лесной отрады», у герцогского дома нет владений в окрестностях.

– И в трех узких комнатах знаменитой «Лесной отрады» вода течет со стен, – заметила с улыбкой Беата.

– Буря скоро обратит негодную постройку в груду мусора… – Барон замолчал и зашагал по комнате. – Третьего дня я провел несколько часов в резиденции, чтобы показать принцессе Текле ее внучку, – продолжил он, остановившись, – и слышал мельком о подобном намерении герцога.

При этом он пристально, почти враждебно посмотрел в лицо бывшей фрейлины, которая густо покраснела.

– Много соображали и шептались по этому поводу, – он с насмешливой улыбкой отвел глаза от ее лица. – Вы знакомы с придворной болтовней. Она, как мяч, вылетает из какого-нибудь угла, и ее трудно поймать, но след остается даже на задетом венце святыни.

При этих словах Клодина подняла опущенную голову.

– Да, я знакома с придворной болтовней, – согласилась она, – но никогда не унижалась до такой степени, чтобы она могла оказывать на меня какое бы то ни было влияние.

– Браво, старый пансионский товарищ! – воскликнула Беата. – Ты действительно выбралась оттуда целой и невредимой!

Ее светлые глаза внимательно наблюдали за возбужденными лицами разговаривающих.

– Но оставьте придворные воспоминания, – прибавила она, наморщив лоб. – Я до глубины души ненавижу сплетни, все равно – на плоту, на реке или при дворе – они всегда непорядочны. Скажи мне лучше, Клодина, как ты справляешься со своей новой задачей?

– Ну, сначала было, конечно, трудно, – с примесью легкой грусти сказала девушка, кротко улыбнувшись. – На руках и фартуках есть следы неумения стоять у плиты. Но первая страда уже прошла, и я теперь даже нахожу время радоваться нашей тихой семейной жизни и слушать приятные и интересные рассказы Иоахима.

– Неужели? Он с удовольствием смотрит на то, что вы исполняете обязанности прислуги? – Лотарь насмешливо взглянул на нее.

– Вы думаете, я не умею делать так, чтобы он не видел мои хозяйственные занятия? – весело возразила она, будто не замечая насмешки. – Для этого не требуется особой хитрости. Иоахим с утра до вечера пишет книгу «Путешествие по Испании», в которую вставляет свои лучшие стихи. За работой, делающей его счастливым, он забывает будничную жизнь со всеми ее мелочными заботами. Это человек, которому все равно, спать на полу или на мягкой постели, он может питаться черным хлебом и молоком и быть довольным. Но все равно ему нужны любовь, нежное участие, и это он всегда находит, когда спускается к нам вниз из своей комнаты. О, я могу сказать, что поняла свою задачу: Иоахим – поэтическая натура, и заботы о нем мне вручила сама муза поэзии!

Она встала и взяла шляпу и перчатки.

– Теперь мне пора идти домой и приготовить к ужину яичный пирог. Не смейся, Беата, – но она и сама присоединилась к звонкому смеху подруги. – Моя старая Линденмейер гордится искусством, с которым ее ученица уже печет пироги.

– Следовало бы твоей старой герцогине посмотреть на это! Она была бы довольна. Она настоящая немка, хозяйственные наклонности у нее в крови. Но понравилось бы ей, если бы горькая необходимость перенесла ее из салона в кухню? Смена света и тени, которая выпала на твою долю, слишком резка, и мне тяжело даже думать об этом.

– Успокойся, Беата! – с хорошо заметной иронией произнес барон. – Испытание непродолжительно. Это только переходная ступень, эпизод из сказки о короле Дроздовике. Раньше, чем ты думаешь, солнечное сияние озарит скромный цветок, причем такое сияние, которому станут завидовать розы Шираза.

Брат и сестра незаметно обменялись взглядами, и при последних словах барон Лотарь вышел из комнаты.

– Он, кажется, фантазирует, – сказала Беата, по-видимому, ничего не поняв, пожала плечами и пошла к двери, ведущей в соседнюю комнату. – Подожди минуту, Клодина, я оденусь для прогулки, мне хочется проводить тебя.

Глава 5

Клодина подошла к окну, щеки ее горели, тонкие брови мрачно сдвинулись. Чего только не выдумают придворная злоба и легкомыслие, чтобы бросить камни вслед ей, ушедшей оттуда для спасения лучшей части своего «я»! И чем могла она оскорбить и озлобить только что вышедшего человека до такой степени, что он посмел больно уколоть едва успокоившееся сердце с виду шутливыми, но в сущности глубоко оскорбительными словами?