Дама с собачкой

Шаги за дверью. Если верить архитектурным планам, там узкая тесная прихожая, справа дверь в кладовую, слева капитальная стена, прямо – лестница. Лестница с двумя пролетами. Потом площадка, из которой есть спуск в гостиную и кухню, а дальше – еще два пролета к спальням. Санузел на первом этаже, вход строго через кухню. Есть еще черный ход: ну какой же коттедж без черного хода? Там крохотный садик, огороженный двухметровым забором. Под забором, вне поля зрения камеры слежения, прячется Василиса, сторожит «грязное» крыльцо.

Дверь открылась, на меня глянул не столько постаревший, сколько обрюзгший мужчина. Светлые волосы, типично английское длинное лицо, мягкий спортивный костюм, который многие носят вместо домашнего.

Он не играл в конспирацию, ни от кого не прятался. Когда Хьюго Брассико назвал его «осторожным», имелось в виду нечто другое. Этот респектабельный господин умел проворачивать дела так, что никто потом не хотел его убить. Ну, кроме живого товара, наверное. Но живой товар не знает, кто его покупает и продает крупным оптом.

А такие вот респектабельные господа.

– Мистер Джерри Ластин? – звонко спросила я. – Вас просят присутствовать на собрании жильцов нашей улицы. – Я протянула бумажный конверт. – Завтра в четыре часа пополудни.

– Меня? – удивился он.

Протянул руку за конвертом.

Удар в коленную чашечку, потом в бедро второй ноги, потом снизу в подбородок. Мужчина отлетел к лестнице, упал навзничь, неловко завозился. Я спокойно вошла, заперла дверь. Прижала ногтем кольцо, вызывая свою верную силовую поддержку. Раздался грохот и треск: похоже, задняя дверь была заперта. А потом с топотом примчалась собака и одним тычком мордой объяснила Ластину: рыпаться не нужно. Как, однако, приятно иметь дело с криминалитетом. Будь Ластин добрым гражданином, мне до-олго бы пришлось оправдываться за взломанную дверь и аморальные методы допроса.

Пульт охранной системы висел прямо на стене в прихожей: всего-то четыре наружные камеры. Я выдернула из него карточку записи. Все, нас с Василисой тут не было.

Я пятерней зачесала назад надоевшую челку.

– Вставай. И без глупостей. Это не собака, а киборг.

– Я понял, понял, – пробормотал Ластин и выругался.

Ноги не держали его. Кое-как он прополз в гостиную, там я выставила на середину стул и велела ему сесть. Сел. Я завела ему руки за спину и приковала к стулу наручниками. Жестом приказала широко расставить колени – поза, в которой мужчина чувствует себя беззащитным.

– Поговорим, – сказала я, взяв второй стул и усевшись на него верхом. – Можем по-хорошему, можем по-плохому. По-хорошему – ты будешь лапочкой, а я не стану тебя мучить-убивать. Ты моему имиджу не верь, я тебя собаке скормлю и не поморщусь. Собака, кстати, голодная.

Ластин покосился на Василису, развалившуюся у стилизованного под камин отопителя.

– По-плохому – ты все равно скажешь все, а потом я тебя скормлю собаке. Идет?

– По-хорошему, – решил Ластин.

– Молодец, умничка! – воскликнула я тем же тоном, каким хвалила собаку. Василиса тут же вскинулась и подошла под руку гладиться. – Расскажи мне про Салливана.

Ластин выругался и застонал. Василиса на всякий случай положила ему лапу на колено и слегка сжала пальцы с когтями.

– Да скажу я, убери псину!

– Вася, место.

Собака вернулась к камину.

– Он чокнутый, этот ваш Салливан, – убежденно сказал Ластин. – Я купил его за миллион. Он задолжал полтинник, но все уже поняли, что не отдаст. Да, обычно мы от таких должников избавляемся, и так, чтобы другим неповадно было. Салливана трогать не стали, у него семья влиятельная. Конечно, им этот ублюдок даром не нужен, но мало ли… Помрет некрасиво, а вдруг они возбудятся? Вы понимаете? Я сказал Салливану: пятнашка – и свободен. Он обрадовался. Пятнашку он сделать мог. Ну хорошо, вы знаете, чем мы занимаемся, давайте без эмоций. У людей, которым я поставляю товар, есть разработки на незарегистрированных планетах. Разработки надо охранять. Даже не от внешней угрозы, а от бунтов. Бунты там постоянно. Одни мужики, да еще в рабстве… Короче говоря, многие охотно берут солдат. Из дальних округов. Солдаты – те же рабы, но привилегированные и с надеждой приподняться. Случаи, когда солдатня вылезала из рабства и даже входила в дело, были, их никто не скрывает. Пускай солдат знает, что для него тут есть перспектива. Солдаты дорого стоят. Дороже даже инженера. Потому что инженера, когда месторождение истощится, хоронят вместе со всеми, кто там был. Перевозить это стадо в новое место невыгодно, они долго не живут. А инженера везти опасно. Эти суки бегут – только в путь. Поэтому пуля в затылок – и под отвал.

Я слушала и сохраняла невозмутимое выражение лица. А чего я ждала? Гуманизма от пирата, рабовладельца, торговца людьми?