Дама с собачкой

— Я видела. Она шла метрах в двухстах впереди меня, через ряд справа. Выехали на эстакаду, я увидела, что она включила форсаж. Еще удивилась — куда? Там же перед ней все забито, поток плотный. А она выпустила крылья — и на взлет. Машину мотало, она по крышам впереди идущих прошлась, там столкнулся еще кто-то. Ада зацепила крылом отбойник, и я гляжу только: она вываливается вниз. Кувырком. Взрыв такой был, что эстакада вздрогнула.

— И конечно, уже нашлись свидетели, что она в машину села пьяная.

— Разумеется. Владелец того кафе, где вы сидели, и парковщик. От машины там ничего не осталось, разметало в пыль. От Ады тоже.

Я покачала головой:

— Можешь считать меня циничной сукой, но плакать над ней что-то не тянет.

— Ты не циничная. Ты всего лишь недостаточно сентиментальная.

— Сентиментальность — оборотная сторона жестокости.

— О чем и речь. Вот Ада над тобой всплакнула бы.

Я замолчала, выдерживая паузу. Мелви поняла. Она повернулась спиной, обняла себя за плечи.

— Мел, это правда? — тихо спросила я. — Что игру в молчанку предложила ты?

— Да, — без эмоций ответила Мелви. — Правда.

Я тихо обошла ее. Она уставилась в окно.

— В глаза мне смотреть не стыдно?

— Дел, прекрати. Это было давно.

Я коротко размахнулась и четко пробила ей в левую скулу.

Мелви отлетела, потеряла равновесие и упала.

* * *

Мы пили чай. Перед Мелви стояла миска с ледяной водой, куда она обмакивала платок и прикладывала его к скуле.

Я успела наорать на нее, назвать предательницей, объяснить, как я верила ей, а она, сволочь такая… Мы даже всплакнули на плече друг у дружки. Потом нам принесли чай и сказали, что собаку можно забирать через полчаса.

— А если синяк останется? — горевала Мелви.

— Не останется, — уверяла я. — Ну что я, по-твоему, не знаю, куда бить? Опухоль к утру сойдет.

Мелви вздыхала, качала головой. Никаких недосказанностей между нами не осталось. Не женский, конечно, способ, но что делать? Главное, он самый быстрый из эффективных.

— Зачем? — спрашивала я. — Мел, ну зачем?!

— Ну, во-первых, ревность. А ты как думала?! Это ты у нас… сказочная. Даже ревновать не способна. А я, между прочим, этого барана любила!

Я отметила прошедшее время.

— А во-вторых, — из тона Мелви исчезли жалобные нотки, — я сделала это ради него. Потому что, Дел, я знала, что с ним происходит. Ты не оценила бы. Просто не смогла бы. Не потому, что души маловато, нет. Просто ты была слишком молода. Не созрела еще. Я боялась ваших встреч. Больше всего боялась, что ты ему в лицо ляпнешь то, что тогда сказала мне. Он и виду не подаст, не-a. Только пойдет и застрелится. Ну вот как ты думаешь, что я должна была делать, Дел?! Не давай ему эту запись.

— Разбежалась, — фыркнула я. — Он ее первым делом потребует.

— Что хочешь придумай. Не давай. Я серьезно. Он больше всего боится, что та история всплывет. Пожалей мужика. Это мы с тобой нахалки, а он из другого теста. Впрочем, все порядочные мужчины такие. На иного глядишь — вот уж кто должен каждый день в зеркале видеть венец творения. А он робеет. И Август такой же.

— Мел, он не ребенок. И давай не будем мешать личное с деловым. В конце концов, у него психическая устойчивость повыше, чем у нас обеих, вместе взятых.

— Жестокая ты.

— Мел, Ада зашифровала какой-то месседж. Я не вижу его в упор. Возможно, он не мне адресован. Ты, похоже, тоже не увидела. Значит, он для Августа. Поэтому запись он получит полностью.

— Может, это угроза? Сообщить о его фобии в аттестационную комиссию?

— Да нет у него никаких фобий.

— Если бы! Она открылась на первом курсе историко-архивного. Он быстро смекнул, что к чему. Не хотел выставлять себя дураком, поэтому выдал ее за сложносочиненную клаустрофобию. Когда переводился на криминалистику, быстренько «вылечился». Его оттестировали на стандартные фобии, он прошел блестяще. Правильно, у него стандартных никогда и не было. Что это за история с помолвкой и абортом?

— Ты не слышала?

— Только про помолвку.

— Тогда ты все знаешь. Не было никакого аборта. Девица наврала, что беременна. Когда помолвка сорвалась, беременность тут же рассосалась.

— Ты уверена?

— Нет. Уверена, что, даже если там и было, оно не от Августа.

— Ну понятно.

Мелви брезгливо допила свой остывший чай, спросила у меня, нет ли синяка. В двадцатый уже раз. Я в двадцатый же раз тщательно осмотрела ее лицо, нашла, что краснота поменьше стала, и Мелви благодарно улыбнулась.

— Дел? Секрет. У меня мужчина есть.

Я поморгала. Потом сообразила, что это не просто поклонник.

— Невероятный просто. — Мелви чуть покраснела. — Никому не говори.

Она шепнула мне на ухо имя, и я потеряла дар речи.

— Скоро очень многое изменится, — пообещала Мелви. Глаза ее сияли. — Конечно, всем хорошим людям станет еще лучше, плохим будет плохо. Как обычно, от зависти.

— Не буду тебя поздравлять: я суеверная. И давно?