Дама с жвачкой

У фирмы «Баскон» был на руках контракт с солидным бельгийским концерном, который поставлял российскому партнеру огромную партию говядины на условиях оплаты при поступлении груза в Санкт-Петербургский порт. С другой стороны, у «Баскона» был договор с крупным покупателем — известной оптовой продовольственной фирмой, которая обязалась оплатить бельгийскую говядину после доставки ее на свои склады. Таким образом, «Баскону» нужно было получить груз в порту, растаможить его и доставить на склад покупателя. Разница в цене покупки и продажи была достаточно солидной, и операция выглядела в глазах дилетанта очень просто и привлекательно, но Лана дилетантом не была и знала: все, что касается порта и таможни, очень рискованно. Порт может неожиданно прекратить разгрузку, ссылаясь на форс-мажорные, то есть непреодолимые обстоятельства, таможня может задержать документы на неопределенный срок или резко увеличить ставку пошлины, ссылаясь на какой-нибудь скользкий пункт декларации. Поэтому покупатель — оптовик и готов был платить значительно дороже, но только после получения товара на свой склад, то есть исключив из сделки всякий риск и переложив его на «Баскон».

Самым же неприятным во всем пакете документов было то, что бельгийцы, как и любые другие трезвомыслящие бизнесмены, соглашались отправить груз только при условии гарантированной оплаты при его поступлении покупателю, а «Баскон» необходимыми банковскими гарантиями не обладал. Именно поэтому Наргизов и обратился к «Фавориту», предлагая значительный процент прибыли за предоставление бельгийцам гарантий оплаты их товара.

«Фаворит» был крупной и богатой фирмой, его капиталов, а в особенности принадлежащей ему недвижимости, безусловно, вполне хватило бы для обеспечения гарантий поставки, но ни шеф, ни сама Лана никогда не влезали в такие рискованные сделки, даже если инициатива исходила от их традиционных партнеров, которых они хорошо знали, с которыми работали не первый год, а этот «Баскон» появился, что называется, с улицы и просит гарантий… Нет, об этом и речи быть не может!

Лана закрыла папку и убрала в стол. Тем не менее до конца дня ее так и не оставляла сладковатая томительная слабость.

Выходя вечером из офиса, Лана увидела на стоянке ту самую битую «девятку». Сердце ее учащенно забилось, но Лана отвернулась и хотела пройти мимо. Ее машина была в ремонте, да она и предпочитала ездить на работу на метро — выходило и быстрее, и можно было расслабиться, если повезет — сесть и подремать, полуприкрыв глаза. Но сегодня расслабиться ей явно не светило.

Когда она поравнялась с «Жигулями» Наргизова, тот предупредительно распахнул дверцу и пригласил ее:

— Садитесь, Светлана Сергеевна, я вас подвезу. Не «Мерседес», конечно, — он усмехнулся, заметив каким пренебрежительным взглядом окинула Лана его машину, — но бегает мой конек неплохо.

— Спасибо, я лучше на метро, — отказалась Лана, собирая в кулак остатки воли и сохраняя строгий независимый вид.

— Садитесь, садитесь, — настаивал Наргизов, и в голосе его появились неожиданно повелительные нотки, — видите, уже люди оборачиваются, вы же не любите быть в центре внимания!

Она действительно не любила находиться в центре внимания. Но он-то откуда это знает? И вообще, что он себе позволяет? Одна ее половина хотела без колебаний уйти прочь, но вторая все той же противной слабостью отозвалась на повелительные интонации его голоса, колени ее задрожали, и она, неожиданно для самой себя, села в его машину.

— Светлана Сергеевна, поедем, поужинаем. Вас никто дома не ждет, меня тоже…

«Господи, что со мной происходит? — думала Лана. — Он втянет меня в ужасные неприятности! И откуда он все обо мне знает? Откуда он знает, что меня никто не ждет? Он собирал обо мне информацию! Он хочет использовать меня! Мерзавец! Жиголо! Аферист! Сейчас же надо выйти из машины».

Так она думала, но вслух сказала:

— Да, хорошо, поужинаем.

Ее сознание словно заволокло цветным, серовато-розовым туманом. В этом тумане проступали иногда какие-то лица, кажется, танцующие в ресторане пары, вульгарная ресторанная певица, официант с наглой ухмыляющейся физиономией, но все это было в тумане, в тумане, и только одно было постоянно — упорные гипнотические глаза Рудольфа.

«Где это я? Что со мной происходит? Что я делаю? Это ужасно. Он сломает мою жизнь! Да, сломает! И это уже давно надо сделать».