Дама Тулуза

Симон яростно заворочался на кровати, устраиваясь для сна. Его донимал гнев. Хуже блох и клопов.

После Бокера что только в голову не придет!..

И вот уж Тулуза начинает слать письма в Арагон, где скрывается этот вероотступник, этот Раймон, прежде граф Тулузский, ныне – пустое место, бывшее нечто – теперь же ничто…

Симон верит. Симон верит каждому слову обвинения. Эти слова летят в него со всех сторон: о неверности Тулузы он получает известия почти непрерывно.

Рамонет-Раймончик, опьянев от удачи, бродит не скрываясь по землям Тулузского графства. То один, то другой городишко, втихую давясь радостью, машет, приманивает его к себе, сулит людей, провизию, блядей, лошадей и вечную любовь.

Наконец, Симон засыпает. Усталость давит его, не дает вздохнуть, примостившись на груди тяжелой, как турнирный доспех, тушей.

* * *

Симон оставил в Ниме с гарнизоном Ламберта. Тот не противился – и сам хотел отоспаться, отъесться, отпиться. И все остальное – тоже.

Симон спешно уходил на Тулузу. Уходил так, будто ему предстояло там воевать, а не мирно зимовать в окружении друзей и родичей.

Прощаясь с Ламбертом, Симон не удержался – попрекнул:

– Сберегите для меня Ним, мессир, коли уж не смогли удержать Бокер.

Уязвленный, Ламберт покраснел и молвил сухо:

– Прощайте, мессир.

Симон отозвался:

– Да хранит вас Бог.

И вышел вон.

В низком проеме, где пришлось пригибать голову, казался граф Симон огромным, как боевой слон.

* * *

С отрядом в триста всадников помчался Симон в Тулузу – помчался что есть духу. На ходу ели, на скаку спали.

По дороге рассылал гонцов по всем вассалам и гарнизонам, во все замиренные города и замки. Точно сеятель семена в разрыхленную почву, бросал весть и с нею призыв. И ждал Симон, чтобы взошли от тех семян не колосья, а воины, одетые в железо.

Местом сбора назначался Монжискар, малый город верстах в пятнадцати от Тулузы.

Точно обманутый муж, повел себя Симон совсем некуртуазно – на то и франк. Наука веселого вежества велит на шалости супруги глаза закрывать; с милым же дружком ее и самому свести задушевную дружбу.

Симон иначе замыслил. Дружку дамы своей вознамерился рубаху на голову задрать, заветное место жгутом перетянуть и по драгоценным колокольцам – серпом, серпом!.. А красотку – для дальнейшей острастки – высечь пребольно.

Юный Рамонет и впрямь пел обольстительные песни почти под самым окном у дамы Тулузы. Город чуял близость родной крови. Трепетал, волновался.

Разъяренный Симон с большой армией нежданно явился в Монжискаре – по воздуху перенесся, не иначе!

Рамонет призадумался. Отступился. Затаился.

В Тулузе тоже успели счесть флажки монфорова воинства.

Сочтя же, сделали выводы.

Забеспокоились.

Сильно забеспокоились. А главное – по делу.

Уже показались вдали башни Нарбоннского замка, уже заблестела впереди, сверкая, лента Гаронны, когда навстречу Симону выступили лучшие граждане Тулузы, числом сорок один, во главе с вигуэром.

О том тотчас же донесли Симону.

– В задницу их, – молвил граф, не удручая коня повелением замедлить шаг.

Брат Симона Гюи заметил:

– Мессир, будьте осмотрительны. Примите их.

Симон повернул к младшему брату лицо, докрасна загорелое, обрамленное хауберком – будто сросшееся с железной этой скорлупой. По резким морщинам, прочертившим лоб, растеклись капли пота. Правая рука Симона вдруг слегка задрожала. Он разжал пальцы, которыми стискивал поводья.

– Вам следует поговорить с ними, – повторил Гюи.

Симон разлепил наконец губы.

– Хорошо.

Медленно отведя назад руку, пальцем приманил к себе оруженосца – пусть приблизится.

– Идите скажите этим ублюдкам: Симон, граф Тулузский, выслушает их.

И вот Симон восседает на своем широкогрудом коне – огромный, сумрачный – а лучшие граждане Тулузы, плавая в поту, предстают перед ним. Морда симоновой лошади утыкается в грудь вигуэра.

Вигуэр начинает дозволенные речи.

– Мессен граф! Всецело преданная вам Тулуза выслала нас, избранных своих представителей, дабы мы, выражая пред вашим лицом всю ту неслыханную радость, которая, обуревая нас при известии о благополучном возвращении того, кто…

Даже симонова брата – уж на что терпеливый – и то жгутом скрутило.

А Симон – скала; недвижим под липким потоком.

Лучшие граждане тем временем бросают то влево, то вправо опасливые взгляды. Их беспокоит мрачность исхудавших франкских лиц и великое количество оружия. И эти тревожащие приметы видят они повсюду вокруг себя.

Вигуэр продолжает точить мед.

Симона извещают о счастии, которое охватило Тулузу при первом же слухе о приближении нового графа.

Симону выражают всеобщую любовь и преданность.

Симон непременно должен узнать о том, что Тулуза готовит ему праздничную встречу, как положено, с шествием, цветами и колокольным перезвоном…

– С перезвоном? – вдруг оживает Симон. – Готовит? Звонаря, что ли, за неусердие высекли?

Сбитый с толку, вигуэр замолкает и отвешивает изящный поклон. А Симон вновь погружается в каменное молчание.

Гюи, его брат, потихоньку подбирается ближе – удержать за руку, когда граф вигуэра начнет на куски рубить.