Дама выбирает кавалера (СИ)

— Куда мы идем? — Зашептала я, чтобы меньше привлекать внимания. Не было ответа, зато мы повернули в какую-то тихую подворотню, которых было здесь в избытке. Кроме одинокого экипажа, здесь не было ничего. И никого. На козлах было пусто.

Нехорошо, ой как нехорошо! Я уперлась ногами в землю, пытаясь остановить Николая и вырваться. Но тот неожиданно из тихого ботаника превратился в чудовище. Лицо его было искажено яростью.

— Иди вперед, иначе я тебя понесу.

— Никуда я не пойду! — Уваров дернул меня к себе, я взвыла от боли. Только-только восстановившаяся после вывиха рука снова, кажется, вышла из сустава. — Дура. — Прокомментировал мужчина. — Пойдешь сама?

— Нет! — По лицу моему градом текли слёзы.

Николай даже с некоторой элегантностью сделал шаг назад, заламывая мне руку. Я сама не поняла, как он оказался сзади.

— Сама виновата. — К моему носу был прижат платок, пропитанный каким-то отвратительно пахнущим раствором. Пару судорожных вдохов, и я почувствовала, как проваливаюсь в вязкую черноту.

* * *

Я очнулась от тянущей, навязчивой боли в руке. В нос мгновенно ударил запах гнили, я тихо застонала, пытаясь занять удобное положение.

— Очухалась?

Понадобилось несколько минут, чтобы ощутить себя в пространстве, понять где я и в каком положении нахожусь. Сначала я ощутила две неприятные вещи: во-первых, мои руки связаны за спиной, и непросто за спиной, а ещё и позади какого-то столба, на который я опиралась спиной. Во-вторых, я сижу на коленях, на земляном, холодном полу. Меня била мелкая дрожь и непонятно отчего — от холода, или оттого, что тело моё затекло, болело, особенно вывихнутая рука, и требовало пощады. В голове шумело, так что очень хотелось снова потерять сознание. Но я заставила себя разлепить глаза и осмотреться.

Мы находились в какой-то то ли избушке, то ли полуземлянке. Покосившаяся дверь, покрытые мхом стены сруба, низкий потолок и маленькие световые оконца прямо под ним. На улице было светло, но сколько я провалялась без сознания?

Судя по всему, сидела я у несущего столба. В зоне моей видимости был столь же дряхлый стол без одной ножки, который опирался на стену, на стуле слева от входа сидел Уваров. На коленях у него покоился пистолет.

— Зачем? — Вот и всё, что я смогла выдавить из себя.

Николай закинул ногу на ногу, улыбнулся. Удивительно, насколько сильно смена роли его преобразила. Он был уверенным, даже самодовольным, расслабленным. А в его улыбке сквозил яд.

— Ох, Вера Павловна, это долгий рассказ. — Уваров чуть склонил голову набок, глянул на меня лукаво. — Но так и быть, в качестве прощального подарка расскажу. Садись поудобней.

Я скривилась. Джентльмен чёртов. Мне настолько было больно и неудобно, что я уже готова была выть. Или попросить Николая, чтобы тот застрелил меня быстрее, лишь бы не чувствовать боль каждой клеточкой тела.

— Я не маньяк и не сумасшедший, каким ты меня, возможно, посчитала. Не какой-то там Джек Потрошитель, видевший прекрасное в мерзком. — Уваров хмыкнул каким-то своим мыслям. — Видите ли, Вера Павловна, я здесь для того, чтобы, так сказать, отчистить историческое полотно.

— Отчистить историческое полотно? — Я даже замерла, перестав искать удобное для себя положение. Николай вздохнул, возводя горе очи.

— Сами себя мы называем Conservatores Historiae[1], что мне кажется слегка пошлым, но зато чётко передающим наши цели. Да-да, не смотри на меня так, вижу, что творится в твоей хорошенькой, но пустой головке. Почему мы? Потому что нас много. — Николай улыбнулся, подался чуть вперёд. — Каждый раз, когда кто-то из будущего прибывает в прошлое, то неминуемо портит это самое историческое полотно. Да, строгие правила, разработанные в ходе многолетних исследований, якобы должны свести влияние путешественников на нет. Но на деле каждое такое вмешательство наносит шрамы на священное тело Клио. И это неминуемо отражается на будущем.

— Мы же не вмешиваемся в важные исторические события… — Слабо возразила я, с ужасом понимая, что во многом я согласна с Николаем.

— Вам так кажется. — Уваров встал, не выпуская пистолет из рук, принялся расхаживать из угла в угол. Два шага до одной стены и два шага до другой. — Не бывает важных и неважных событий. Это как ткать большой ковёр. Кажется, что если вот тут ты пропустишь нить, то ничего страшного не случится, но из-за одной маленькой ниточки может нарушиться весь рисунок. В лучшем случае. В худшем — твой ковёр разъедется дырками. А знаешь, что самое губительное для этого «ковра»?

Я молчала, лишь плотнее сжимая губы. Изо всех сил пыталась сфокусироваться на словах Николая, чтобы отвлечься от боли.

— Такие вот Верочки Лавровы. — Он в обвиняющем жесте ткнул в меня дулом пистолета и продолжил мерить избушку шагами. — От чего-то ты решила, что спасение твоей шкуры важнее, чем исторический процесс, в который нельзя вмешиваться. Полезла к губернатору, потом к императору… — Я не стала уточнять, что технически это они полезли ко мне. Картины в целом это не меняло.

— Что вы задумали? — Тихо спросила я.