Дама выбирает кавалера

– Но я действительно не знаю. Сергей Александрович… – Хотелось сказать: «Не делайте из меня дуру», но истинной леди это было не к лицу.

– Что же, мне приятно быть гонцом, что принёс благостную весть. – Граф шутливо поклонился, насколько это позволял стол и тарелка супа. – Его Величество хочет видеть Вас на небольшом семейном приёме. Он рассказал о Вас матушке, и та непременно хочет посмотреть на талант своими глазами.

– Это… чудесно. – Я улыбнулась, не в силах сдержать радости. – Только очень волнительно. Я слышала, что угодить императрице не так уж и просто.

– Поверьте, с Вашим талантом нравиться всем вокруг, Вам не о чем беспокоиться. – И ещё один шутливый поклон. Казалось, что с губ мужчины сейчас закапает яд и прожжёт стол.

– Сергей Александрович, могу ли я задать нескромный вопрос? – Он кивнул, делая вид, что полностью поглощён супом в своей тарелке. – Вам, кажется, это не по душе?

– Ну что Вы, Вера Павловна. Я очень рад. – Голицын аккуратно промокнул губы салфеткой. – Ваш талант не должен пропадать зазря.

Мужчина подал знак экономке, и та поспешила убрать тарелку. Я решила, что больше уже ничего не добьюсь от графа, но, когда Аглая вышла, он неожиданно заговорил.

– Мне всего лишь жаль. – Тёмные глаза посмотрели на меня в упор. Взгляд был пронзительным, будто только им он пытался меня ранить. – Вы чудесная. Я… наверное, никогда не встречал девушек, подобных Вам – смелых, искренних, умных и при этом столь красивых. Но императорский двор портит всё, к чему прикасается. А Вы не сумеете удержаться от головокружительного блеска Олимпа, как и многие. Не могу Вас в этом винить.

Больше он не произнёс ни слова, а я так и не решилась заговорить. Да и что бы я ему сказала? Что приём у императора – это то, чего я добивалась, но вовсе не для того, чтобы блистать при дворе. Смешно. На его месте я бы сама себе не поверила. И всё равно мне было неспокойно оттого, что Голицын заранее был во мне разочарован.

* * *

Вечером, чтобы разогнать тоску, я предложила своим маленьким ученикам позаниматься на воздухе. Погода была чудесная, солнце как следует прогрело сад позади дворца, так что мы в сопровождении служанки отправились на улицу. Прогуливаясь по насыпным дорожкам, мы сочиняли рифмы для всего, чего видели, изобретая свои маленькие песенки-распевки. Скоро дети так увлеклись, что я им оказалась не нужна. Они носились вокруг, радостно тыкая в цветы, птицы, деревья и кусты, с лету придумывая, о чём петь и даже иногда попадали в ноты. Я с удовольствием подпевала им, тоже безбожно фальшивя, но хотя бы отвлеклась от отягощающих мыслей обо всём на свете. Правильно говорят, что песня может, если не залечить, то хотя бы облегчить любые раны.

Мы достигли небольшого пруда, который, по случаю дождя, превратился для детей в настоящее море. И тут я увидела, как к нам по дорожке кто-то торопится. Долговязая фигура в мундире Преображенского полка.

– Роман Гавриилович! – Я поспешила навстречу доктору, оставляя детей со служанкой.

– Добрый день, мадемуазель. – Он дежурно коснулся моей руки, вызывая у меня целую волну приятных мурашек. Как обычно, строгий и серьёзный. – Сожалею, что не мог ответить на Ваше письмо, дождь…

– Конечно конечно. Я так рада, что Вы решили заглянуть. – Я улыбнулась. Было что-то в этом сосредоточенном мужчине успокаивающее и… понятное, что ли?

– Я не рискнул бы, если бы не… – Он покосился на служанку невдалеке, что активно делала вид, что занимается сбором цветов. – Не Ваша просьба.

– Идёмте. – Я подхватила доктора под руку и отвела немного в сторону. Не стоило сомневаться, что о посещении Иванова будет известно генеральше не позже ужина.

– Собственно, о Фёдоре Алексеевиче. – Чуть понизил голос мужчина.

– Насколько всё серьёзно? – Я не стала скрывать свою тревогу за поручика.

– Крайне серьёзно. Пока он под домашним арестом, но, кажется, угроза его месту в гвардии вполне реальна. – Иванов неожиданно печально вздохнул, и я поняла, что он действительно переживает за Толстого. – Но он относится к этому, как к очередному приключению. Что не день, устраивает попойки…

Раздался пронзительный крик. Мы как по команде обернулись. Кричала Евдокия, указывая пальцем на пруд, где над водой едва виднелась маленькая головка. Мы с доктором ринулись на помощь. Мужчина на ходу стянул с себя мундир и прямо в сапогах кинулся в воду. Там, где мальчишка не доставал до дна, Иванову было всего лишь по бедро, он быстро выловил Алексея, но даже с берега было видно, что мальчик был без сознания.

Я схватила за руку ревущую Евдокию и вручила её служанке:

– Беги за барином! – Но девка встала, как вкопанная. – Ну, что встала! – Та похлопала глазами заторможено, но, в конце концов, приподняла юбки и припустила в дом, таща за собой девочку, как на буксире.

– Не дышит. – Констатировал Роман Гавриилович, уложив хрупкое тельце мальчика на траву. Кажется, что он был в растерянности не меньше, чем служанка. А во мне будто огонь разгорелся. И в отличие от растерянного врача я знала, что делать.