Дамаск

Он все-таки взял Хейзл за руку, и она потянула его к себе, пока он, наконец, не сдался и не сел на край матраса.

– Так сколько здесь комнат?

– Не считал.

– Вот и посчитай.

Как минимум, восемь спален, – сосчитал Спенсер. Три столовые. Тренажерный зал. Джакузи. Еще бассейн и несколько ванных комнат, отделанных разными видами мрамора, четыре или пять. В главной гостиной стены отделаны деревянными панелями, а потолок целых десять метров высотой – в виде купола, парадная столовая с колоннами…

Внезапно Спенсер почувствовал облегчение от того, что просто рассказывает об этом. Другой разговор поддерживать было бы намного труднее. Дом постройки восемнадцатого века, охраняется государством, с бассейном, – продолжал он, а упоминал ли он уже о бассейне? – Он со стеклянной крышей, выложен гранитом. – Бассейн соединяет основную часть дома с гаражами и комнатами для прислуги, в которых они и находятся. Хейзл и так была под впечатлением от услышанного, но Спенсер решил, может, ей приятно будет узнать, что когда-то в доме жил Чарлз Кингсли. Да, да – Чарлз Кингсли, приходской священник, он написал «Детей воды» [4]… Надеясь успокоить Спенсера, Хейзл положила руку ему на колено.

Еще он сообщил, что при доме имеется второй по величине частный сад в Лондоне. В саду – многоуровневые газоны и полукруглые цветочные клумбы, и тутовое дерево, посаженное еще Елизаветой Первой. «Расслабься, – хотелось сказать Хейзл, – кажется, я тебя уже узнала, не стоит так нервничать».

Но он еще не упомянул в саде за стеной, в котором жил Уильям, а также о приблизительной стоимости дома, двадцать пять миллионов фунтов стерлингов, о бильярдной, которую расписывал сам Дэвид Джоунз. Дэвид Джоунз – это художник. [5]

– Стоп, – сказала Хейзл. – Подожди минуту, объясни, что с тобой.

– Ничего. Мне нужно приготовить Уильяму завтрак.

– Прекрати, Спенсер. Ты же можешь быть другим.

Спенсер потянулся за ботинками. Он надевал и зашнуровывал их очень медленно, повернувшись к Хейзл спиной.

– Давай не будем обманывать самих себя, – сказал он. – Мы едва знакомы.

– Мы только что провели вместе ночь.

– Было очень поздно.

– Разве ты не хотел этого?

– Хотел, – сказал Спенсер. – Хотел.

– Ну и?

Он вдруг упал на кровать, словно у него подкосились ноги, положил голову на живот Хейзл, как на подушку, и уставился в потолок, прикрывая глаза ладонью. Хейзл гладила его по голове.

– Надо хотя бы попробовать, – сказала она.

– Я знаю.

– Может, получится. Может, получится именно сейчас, и тогда все изменится.

– Это меня и пугает.

– Давай попробуем. Только один день. Только сегодня. А если не получится, то и жалеть не будем. Вернемся туда, где начали вчера, будем жить очень счастливо, вдали друг от друга.

– Разве тебе не нужно идти на работу?

– Нет.

– Но как мы поймем это?

– Поймем что?

– Подходим мы друг другу или нет.

– Ну, не знаю, наверное, вернемся в постель, – сказала Хейзл. – Будем ждать знаков, знамений, чего-нибудь явно указывающего, что мы друг другу подходим. А вовсе не потому, что у меня никого нет, у тебя никого нет, нам уже по двадцать четыре года, мы говорим на одном языке и недавно отлично занимались сексом.

– Мне действительно надо готовить Уильяму завтрак.

Спенсер присел на матрас, потом поднялся, но Хейзл схватила его за отворот штанины.

– Значит, договорились? У нас еще целый день впереди.

– Я еще не знаю, какмы поймем, – произнес Спенсер. – Наверное, мы все равно окажемся в постели, лишь потому что нам захочется этого, или потому что стемнеет.

– Ладно. Давай притворимся, как будто мы вампиры наоборот. И нам надо успеть принять решение при свете дня.

– О…кей, – сказал Спенсер. – Давай так. Ведь секс – это еще не все.

– Останься хоть на чуть-чуть.

– Я не могу, правда. Я уже опаздываю. Уильям ждет.

– И твоя племянница…

– И книги…

2

В действительности люди бесконечно сложны и зачастую непонятны себе подобным.

«Таймс» 1/11/93

1/11/93 понедельник 07:24

У Генри Мицуи закончились деньги, он почти потерял надежду связаться с любимой женщиной и готовился к депортации на родину. Он поднял воротник белого плаща, хотя в номере было тепло. Могло быть и хуже. Отец мог бы и не спать. Руки с длинными пальцами ловко прошлись по темной поверхности туалетного столика. Найдя отцовский «Ролекс», Генри бесшумно положил часы в карман. Где-то здесь должно быть и портмоне. Сделав шаг к окну, он немного раздвинул шторы. Хмурое серое небо, мягкий предрассветный свет, Лондон. Какая-то птица подала голос, и Генри тут же ее узнал – дрозд. В это время года, когда до зимы рукой подать, дрозды охраняют запасы ягод омелы, которые они запасают на зиму («Птицы и деревья Великобритании, Введение, неделя вторая»).