С момента своего последнего удара Генри успел сделал шокирующее открытие, именно: он никак не может повлиять на поведение красного шара. Спортивным состязанием их поединок тоже назвать было нельзя, потому что ни у него самого, ни у Спенсера не было ровным счетом никаких навыков. Поэтому Хейзл права. Если его любовь к ней была послана ему судьбой, как он и предполагал, тогда эта игра – такой же убедительный знак, как любой другой. Если их союз уже свершился на небесах, то помешать его земному воплощению уже ничто не сможет. Тогда почему он промахнулся в первый раз? И во второй, и в третий? Он захотел вернуть свою кружку с отравленным супом, потому что с ней все разрешилось бы намного проще. Если Хейзл откажет ему, разве стоит эта жизнь того, чтобы жить?
Он положил кий на стол, осторожно обошел Хейзл и взял кружку.
– Мне кажется, так у нас ничего не получится, – сказал он. – Я не хочу играть в эту рулетку.
– Это не рулетка. – Оттолкнув Генри, Хейзл подошла и взяла другую чашку.
– Скажите, что вы уедете со мной, – сказал Генри. – Он промахнулся столько же раз, сколько и я.
– Твой ход.
– Или я выпью суп. Я не испугаюсь…
Хейзл стояла с Генри лицом к лицу, словно они делали фотопробы к сцене дуэли, а потом кто-то, возможно, рекламодатель, заменил пистолеты у них в руках на белые фаянсовые кружки с куриным супом.
– Лучше тебе сделать удар, Генри, или суп выпьет один из нас.
Генри Мицуи выглядел озадаченно. У него за спиной стоял Спенсер, который чувствовал себя еще хуже. Он уже знал то, что Хейзл только собиралась произнести.
– А откуда ты знаешь, в какой кружке яд?
О Господи Иисусе Христе, Дева Мария и пророк Михей, подумал мистер Мицуи (эту фразу он помнил еще с Нью-Джерси), час от часу не легче. Дуэль на кружках с супом. Человек по имени Уильям Уэлсби вел мистера Мицуи по комнатам дома и пытался что-то объяснить про кружки с супом. Что-либо понять из его объяснений было практически невозможно, поскольку в разговор постоянно встревала какая-то девочка и лепетала что-то про рыбку. Какой суп, какая рыбка? Еще они забыли упомянуть о высоком брюнете несчастного вида в костюме.
– Генри, – окликнул его отец, – сейчас же выходи из бассейна.
Генри посмотрел на отца, и в глазах его вспыхнул знакомый огонек. Он означал «нет». Еще он означал, что Генри хочет, чтобы отец все уладил. Может, дал кому-нибудь денег, но главное – чтобы Генри смог получить то, чего он хочет. В другой раз, сынок. Обрати внимание, с тобой разговаривает дама.
– Ну, что же ты, давай, – сказала Хейзл. – Пей до дна. Если ты выпьешь, я тоже выпью.
Генри посмотрел в кружку с супом: на его поверхности застыла плотная белая пленка жира, скрывавшая следы порошка, если, конечно, он там. На стенках тоже не было никаких следов яда. Поэтому решительно невозможно определить, в чьей кружке яд. Однако оставался еще один способ, самый надежный – выпить.
– Ты сделаешь первый глоток, – сказала Хейзл. – Я буду делать глоток за глотком, но только после тебя.
– Но ваш суп может оказаться отравленным.
– Что ж, тогда я умру. Но интересно, как я смогу отравиться, если я назначена тебе судьбой, и должна жить с тобой долго и счастливо?
– Иногда все оборачивается иначе.
– Точно, на это я и намекаю. Тогда как ты смеешь врываться в чужой дом и говорить мне, что хорошо для меня, что хорошо для тебя и что тебе там открыло твое провидение?
– Просто я так думаю.
– Тогда пей.
– Не пей! – крикнул мистер Мицуи. – Подойди ко мне, Генри. Оставим этих людей в покое. Нам пора собираться в аэропорт.
Впервые за два года Генри так неуверенно говорил по-английски.
– Я не хочу это пить. Я хочу, чтобы вы за меня вышли.
– Прекрати, Генри. Немедленно прекрати. Ты пугаешь этих людей. Ты пугаешь меня.
Генри не мог этого сделать, он думал, что сможет, но оказалось, что между мыслью и ее воплощением действительно есть разница, к тому же он совсем не хотел убивать себя. Главное, чего он боялся: вдруг кружка с отравленным супом окажется у Хейзл, а он очень не хотел бы видеть ее мертвой. Такой жизни и такого финала он ей придумать не мог.
Мелкими шагами он спустился в глубокую часть бассейна, качнувшись, как пьяный, на спуске. Он поставил свою кружку у дальней стенки и пошел обратно к бильярдному столу.
– Что еще мне сделать? – спросил он у Хейзл. – Что еще мне сделать, чтобы убедить вас в том, что я не шучу?
– Взять кий и сделать свой ход.
Генри взял кий со стола и ударил по белому шару. Белый ударил красный, красный шар, вращаясь, ударился об край лузы, и откатился назад. Мимо.
Генри и мистер Мицуи стояли между припаркованных машин и ждали такси. Дождь прекратился, но солнце опять скрылось и казалось, что дождь все еще идет. Для кого-то этот вечер, возможно, был одним из будничных осенних вечеров, наполненных мягким серым туманом. Хотя и это нельзя было сказать с уверенностью. Люди оказались сложнее, чем те жизни, которые придумывал для них Генри, – так же, как весь мир. Он тоже оказался сложнее устроен, чем его проявления, призванные делать его понятней.