Дамаск

Всем ее будет здорово не хватать. У нее главная роль в школьном рождественском спектакле, музыкальной версии «Золушки», или «Тайного сада», или «Спящей красавицы», и без нее другим актерам спектакль не вытянуть, это будет провал. Она вспоминает нескольких мальчиков (и Сэма Картера среди них), которым будет недоставать ее густых темных волос и безупречного цвета лица. По правде говоря, маму так волнуют наряды Хейзл лишь потому, что дочь очень нравится мальчикам. Это объясняет, почему мама относится к ней, как к десятилетней, держит взаперти в этой комнате, без любви, в окружении неизменного бежевого гарнитура из трех предметов, бесконечных сборников кроссвордов, свежих, убийственно предсказуемых газет на журнальном столике, телефонных карт, припасенных на случай катастроф, которые так и не произошли. Олив с Хейзл пользуются ими вместо денег, играя в покер. Хейзл везет в покере, Оливии в шахматах. Ничто не меняется, думает Хейзл, никогда, а меняется только то, что не может не меняться. Например, сейчас эта гостиная уже не та, что раньше, но понять это можно, лишь заметив новую пару фарфоровых кротов в буфете. На шахматной доске римляне сражаются со Спартой или крестоносцы с сарацинами, Оливия любит назвать их воинами джихада или гардемаринами, особенно когда она выигрывает. Мебель на этот раз расставлена более продуманно, для удобства Олив, но все равно, здесь ненамного лучше, чем в школе, где Хейзл до сих пор должна сидеть рядом с одним и тем же мальчиком во время обеда. И, вполне возможно, будет сидеть с ним даже после голодной смерти.

Никто ее не понимает, и Хейзл пришла к выводу, что на земле лишь она одна знает, что такое справедливость и честность. А все остальные все время юлят и лгут, и только отец иногда понимает ее и не лжет, и не юлит, как другие. Правда, он был избран лучшим торговым представителем 1993 года и, как обычно, уехал в командировку – куда-нибудь в Иерусалим, Исламабад или Кливленд, продает свой образ жизни незнакомым людям. Хейзл смотрит на телефонный аппарат, но знает, что отец не позвонит, и она не винит его за это. Слава богу, что ему иногда удается отдохнуть от мамы, хотя Хейзл иногда кажется, что родители любят друг друга. Иначе зачем отцу заниматься тем, что ему совсем не нравится? Да и мама, наверное, не психовала бы по поводу его воображаемых романов? Обычно она подозревает его новую секретаршу или стюардессу в самолете, или какую-нибудь загадочную иностранку с лебединой шеей.

Дверь с шумом распахивается, прерывая размышления Хейзл о ее погубленной так рано жизни. Это двенадцатилетняя Оливия Бернс, сестра Хейзл, которая теперь предпочитает, чтобы ее называли Олли. Она грациозно въезжает в комнату и разворачивается лицом к Хейзл. Хейзл резко встает с дивана и направляется к окну. Олив поправляет на носу очки с простыми стеклами и широко улыбается. Она разворачивает свое кресло и едет за Хейзл.

Она говорит:

– Какая непослушная девочка…

– Проваливай! – отвечает Хейзл.

– Отгадай, кого не возьмут в бассейн в следующий раз? Симпатичная юбочка.

Хейзл возвращается к дивану, садится, скрестив ноги. Олив привлекает ее внимание, размахивая чем-то у нее над головой. У нее в руке детская перчатка в красную и белую полоску. Хейзл вскакивает и пытается отобрать перчатку, но Олив быстро отъезжает к окну.

– Ты не можешь меня ударить, я в инвалидной коляске.

Хейзл смотрит на сестру, потом на перчатку. Пожимает плечами. Берет себя в руки, садится и разглаживает свою очень короткую юбку. Олив подкатывается ближе к сестре и заявляет, что может погадать Хейзл с помощью сверхъестественных сил, скрытых в перчатке любви. Пересиливая себя, Хейзл смотрит на сестру.

– Чего?

– С помощью перчатки любви, благодаря личному интимному опыту и тайному знанию, – объясняет Олив, – я могу открыть тебе тайны твоей будущей жизни.

Хейзл немного завидует Олив. С ней произошло что-то настоящее и, чуть не умерев, она родилась заново, а это одна из загадок, которые усложняют ее личную подростковую жизнь. Олив принимается разговаривать ужасным голосом и объявляет, что сегодня День всех святых и он особенно подходит для предсказания замужества, болезней и смерти.

– Давай, погадай мне на жениха, – соглашается Хейзл и тут же вспоминает, что собралась умереть от голода. Она принимается разглядывать колени, а потом ногти.

Олив гладит перчатку, закрывает глаза и произносит:

– Я вижу… я вижу… – Она произносит это несколько раз – уже, думает Хейзл, больше чем нужно. – Я вижу жирного Сэма Картера.

– Он не жирный.

– Я вижу, как жирный Сэм Картер ухмыляется. Жирный Сэмми – бойфренд Хейзл.

Олив хихикает. Хейзл говорит ей, что у нее нет бойфренда и что никакой бойфренд ей не нужен. А если бы и был нужен, то уж точно не толстый Сэм Картер.

– Бережешь себя для кого-нибудь получше?