Читаем Дамба полностью

Дом закрутило в водовороте так, что она вновь оказалась под водой, не успев задержать дыхание. Кашляя и отплевываясь, Ловиса вынырнула.

– Быстро!

Только сейчас она увидела лодку.

Ужом проскользнула между веток и сразу поняла: не успеть. Ее несло вниз по течению, а лодка если и двигалась в том же направлении, то намного медленнее.

И тут Ловиса вспомнила про свой шухпан. Тот, что едва не стал ее убийцей. Сняла с себя аркан, быстро, как могла, свернула в полуметровые петли и кинула. Из очень неудобного положения, не так, как кидают оленеводы – прямо, хлестко, почти параллельно земле. Нет, бросок получился вялый. Она почувствовала, как неуклюже повернулась плечевая кость в своей капсуле, как ушла вбок лопатка, как дернулась ключица, с каким трудом выпрямились окоченевшие пальцы.

Аркан медленно, словно неохотно, разворачивался в воздухе. Петля куда-то упала, куда – она не поняла.

Шухпан натянулся. Чувствительный рывок. Из лодки донесся одобрительный крик. Слов за ревом воды она не расслышала, но на всякий случай потуже намотала аркан на запястье и высвободилась из колючей паутины веток и сучьев. Собственно, и в этом ей помог все тот же умница-дом Йельмара Нильссона: отдавшись течению, вместе с сосной он поплыл дальше, как остов погибшего корабля. Ей надо было только не отпустить шухпан.

Только не отпустить шухпан.

Вот когда она ощутила всю силу реки. Река неумолимо тащит ее дальше, но кто-то ее удерживает, тянет к себе. Ловиса попыталась отталкиваться одеревеневшими от холода ногами, но ничего не вышло, ноги словно срослись между собой, как у русалки. Намокшая, тяжелая одежда тянула на дно, лицо заливала вода, не давая вдохнуть.

– Сюда! Сюда!

Под руку ей попалось что-то мягкое, похожее на резину… человеческое ухо! Не может быть… Ловиса обомлела от ужаса.

Чья-то рука ухватила ее за воротник и втащила через релинг. Лодка опасно накренилась. Она кое-как перевалилась через борт, ударившись обо что-то, успела только заметить, что уровень воды в лодке почти такой же, как в реке.

– Не пугайся… это Хинкен. Всего-навсего Хинкен.

Она узнала его: Гуннар Ларссон. Ветеран “Ваттенфаля”. Часто видела, как он прогуливается по поселку. Седые волосы прилипли к темени, говорит будто сквозь вату. И дрожит мелкой дрожью, как собака.

– Спасибо, – кое-как выговорила она, откашлявшись и отплевавшись.

Старик отвернулся и дернул за стартовый шнур.

Вр-р-р… Мотор буркнул коротко и безнадежно.

Дом Йельмара Нильссона приближался к водопаду. Его перевернуло течением, но стены все еще держались. Крыша уперлась в торчащий из-под воды обломок плотины, дом встал на дыбы и на несколько мгновений замер, но давление воды пересилило. Сначала медленно, потом все быстрее дом завращался и рухнул в пропасть.

– Отчерпывай! – крикнул Гуннар и ткнул пальцем в кожух мотора.

Тяжелый, грязный, заляпанный смазкой. Она зачерпнула воду и вылила за борт. Совсем рядом с Хинкеном.

Но Хинкена уже не было. Пиджак отцепился от соснового сука, и Хинкен начал медленно кружиться, увлекаемый почти незаметным водоворотом. Кружиться и отплывать все дальше от лодки. Видна была только массивная спина в темно-сером шерстяном пиджаке, похожая на спину бегемота.

Еще несколько рывков – результат тот же. Короткое влажное урчание – и тишина. У Гуннара устала рука, он время от времени опускал ее и встряхивал: пальцы сводила судорога. Беспокойно поглядывал вверх по течению, откуда несло горы мусора. Дерево побольше – и лодка перевернется. Или еще хуже, ее сорвет с якоря и потащит к водопаду. Он и так чудом избежал гибели, его запросто мог раздавить дом. Если бы захотел, мог бы похлопать по стене. Гуннар прекрасно знал, что это за дом, – знаменитый на всю округу дом Йельмара Нильссона. Случайность. И еще одна случайность, тоже больше похожая на чудо, – он расслышал за шумом бурлящей воды женский захлебывающийся кашель.

Гуннар снова дернул за шнур. На этот раз звук изменился, стал ниже тоном, послышался короткий треск. Гуннар сразу понял: наконец-то сработало зажигание. Свечи не забросаны, значит, шанс есть. Мотор жив.

– Отталкивай мусор! – крикнул он.

Лодка очень медленно, но неуклонно приближалась к водопаду.

Ловиса начала торопливо отталкивать сучья, доски – все, с чем не хотела расставаться вырвавшаяся из плена могучая река. Саднящие ладони кровоточили. А Гуннар раз за разом склонялся над мотором, брался за замусоленную ручку стартового шнура и беспрерывно его дергал.

Вр-р-р-р-р-р…

Он успел схватиться за рукоятку газа и повернуть. И в самом деле – обороты прибавились, мотор заработал, но тут же смолк, будто устыдился своей смелости. Гуннар прекрасно знал, что это значит – плохая подача топлива. Засоренный карбюратор, спекшийся топливный фильтр… Годы и годы наплевательского отношения к верному другу. Две минуты, не больше, – разобрать карбюратор, продуть, почистить и поставить на место. Раз в год хотя бы.

Внезапно мотор довольно бодро чихнул, и из выхлопной трубы повалил белый, маслянистый двухтактный дымок. Гуннар убавил газ – помогло. Но мотор проработал лишь несколько секунд и опять заглох.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Чудодей
Чудодей

В романе в хронологической последовательности изложена непростая история жизни, история становления характера и идейно-политического мировоззрения главного героя Станислауса Бюднера, образ которого имеет выразительное автобиографическое звучание.В первом томе, события которого разворачиваются в период с 1909 по 1943 г., автор знакомит читателя с главным героем, сыном безземельного крестьянина Станислаусом Бюднером, которого земляки за его удивительный дар наблюдательности называли чудодеем. Биография Станислауса типична для обычного немца тех лет. В поисках смысла жизни он сменяет много профессий, принимает участие в войне, но социальные и политические лозунги фашистской Германии приводят его к разочарованию в ценностях, которые ему пытается навязать государство. В 1943 г. он дезертирует из фашистской армии и скрывается в одном из греческих монастырей.Во втором томе романа жизни героя прослеживается с 1946 по 1949 г., когда Станислаус старается найти свое место в мире тех социальных, экономических и политических изменений, которые переживала Германия в первые послевоенные годы. Постепенно герой склоняется к ценностям социалистической идеологии, сближается с рабочим классом, параллельно подвергает испытанию свои силы в литературе.В третьем томе, события которого охватывают первую половину 50-х годов, Станислаус обрисован как зрелый писатель, обогащенный непростым опытом жизни и признанный у себя на родине.Приведенный здесь перевод первого тома публиковался по частям в сборниках Е. Вильмонт из серии «Былое и дуры».

Екатерина Николаевна Вильмонт , Эрвин Штриттматтер

Проза / Классическая проза