Дамочка, что надо

— Что? — Он посмотрел на Элли и увидел, что она явно расстроена. Снова взглянув на дорогу, Грофилд сказал: — Ах, ты это из-за моих слов “наш главный герой”? Ну, да я без всякой задней мысли, я просто употребил профессиональное выражение. Я ведь актер, ты не забыла?

— Актер? Ты хочешь сказать, настоящий?

— Не будем уклоняться от темы, золотко, свой альбом для газетных вырезок я тебе потом покажу. А сейчас мы займемся Люком Харрисоном, губернатором из Пенсильвании.

— Да. Я... Пожалуй, расскажу тебе о том, какой он, чтобы ты понял все остальное.

— Ради Бога.

— Прежде всего он один из самых богатых людей в штате, может быть, самый богатый. Ему принадлежат шахты, он имеет интерес в сталелитейном производстве, и его семья владеет землями в окрестностях Филадельфии с начала гражданской войны.

— Деньги и общественное положение?

— Да, было бы желание. Он, как выражаются в Филадельфии, “главная линия”.

— Я знаю. В Нью-Йорке это называется, или прежде называлось, “четыреста семейств”.

— Да. Но дело в том, что он все это унаследовал — и деньги, и положение, и все остальное. А он человек энергичный, сильный, он... его присутствие едва ли не пугает, до того в нем много энергии и жизненной силы.

— Выходит, ты с ним знакома? Она едва заметно улыбнулась, потом произнесла бесцветным голосом:

— Да.

— Хорошо, динамо-машина с деньгами и общественным положением, полученным по наследству. Такие люди обычно уходят в политику, чтобы избавиться от излишков энергии. Он может позволить себе быть либералом, поскольку с него все равно берут девяносто один процент подоходного налога, а сознание того, что он получит все на серебряном блюдечке, делает его несгибаемым борцом за счастье простых людей: повышение минимальных заработков, пособий по безработице, затрат на образование. Он помогает правительству решать эти задачи и делать мир лучше.

— Совершенно верно, — согласилась Элли. — Именно такой он человек.

— Вот тебе еще один пример, — сказал Грофилд. — В старые времена, когда власть переходила из рук в руки, она принадлежала то боссу партийной машины, то реформаторской группе. Тридцать лет — машине, два года — реформаторам, потом опять тридцать лет — машине, и так далее. Но теперь это кончилось. В наши дни власть переходит от экономистов к общественным деятелям. Готов спорить, что твой парень пошел по стопам того человека, который ставит себе в заслугу устройство бюджета штата.

Она улыбнулась, хотя и неохотно.

— Опять верно. А следующие выборы проиграл человеку, который обещал сократить штатный налог. Ты просто угадал, или тебе доводилось жить в Пенсильвании?

— На политику мне плевать, где бы я ни жил. Она интересует меня только в самом общем смысле. Вернемся к нашей истории?

— Да. — Она снова улыбнулась, на этот раз устало, и сказала: — Ты даже не знаешь, как мне не хочется об этом говорить. Но раз уж приходится... Ради Бога, Алан, никогда никому этого не передавай.

— Честное бойскаутское.

— Ладно. Вернемся к губернатору Харрисону. Он пробыл у власти всего один срок, а затем попытался превратить выдвижение “любимого сына штата” в настоящую президентскую номинацию. Из этого ничего не вышло, и многие партийные боссы не на шутку на него разозлились, поэтому, когда он попробовал выдвинуть свою кандидатуру в сенаторы от Пенсильвании, дело не дошло даже до номинации.

— Со многих что-то требуют, но мало кого выбирают.

Это замечание, которое Грофилд отпустил, просто чтобы заполнить молчание, похоже, заинтересовало Элли.

— Ты так думаешь? Возможно, ты и прав. Может, в этом-то все и дело?

— У меня такое чувство, — сказал он, чтобы вернуть беседу в прежнее русло, — что губернатор Люк Харрисон не готов отойти от дел и по-прежнему добивается какой-то общественной должности. Мэр Филадельфии?

— О нет. Он слишком горд для этого, он не пойдет на понижение.

— Поэтому он переключил свои интересы из области политики куда-то еще.

— Не совсем. За последние несколько лет он ничего особенного не сделал. Он заправлял благотворительными фондами, занимался какой-то работой по линии ЮНЕСКО, недолго проработал советником в Вашингтоне, не делал ничего такого, что отнимало бы все его время, чему он мог бы отдать все свои силы. Ничего основательного.

— Судя по описанию, это пороховая бочка, — сказал Грофилд.

Элли кивнула.

— Да. Которая вот-вот взорвется.

— Теперь перейдем к тебе.

— Погоди. В дело замешаны и другие люди. Сын губернатора Харрисона, Боб. Ему двадцать девять лет, и вот уже восьмой год он служит пресс-секретарем при генерале Позосе.

Это имя она произнесла так, будто ожидала, что Грофилду оно знакомо, но это, разумеется, было не так.

— Генерал Позос? Не имел удовольствия.

— О-о, ты наверняка о нем слышал. Он диктатор Герреро.

— Я потрясен. В который уже раз.

— В самом деле? Это страна в Центральной Америке. Ты что, никогда о ней не слышал?

— Если и слышал, то не помню. Но ничего, я верю тебе на слово. Генерал Позос — диктатор Герреро. Его что, так и называют? Диктатор?