Дамочка с фантазией

– Ничего. Я вдруг, кажется, заснула… - зевнула она, придерживая его все еще машущую руку, но не собираясь признаваться, что сейчас, после минутной дремы, чувствует себя несравненно лучше.

Залесский посмотрел на жену уже спокойней и легонько коснулся губами ее лба, над которым вздыбилась растрепавшаяся челка.

Комзазев наблюдал эту супружескую сцену с тем же выражением, с каким Маленькая Разбойница в сказке Андерсена бурчала: "Телячьи нежности!" Поджал губы и с явным усилием выдавил милосердное:

– Ладно, так и быть, на сегодня закончим. Можете идти, только протокол подпишите. Если понадобитесь, я вас вызову. То есть я вас определенно вызову, так что будьте готовы.

Валентине едва удалось сдержаться и не взвиться радостно со стула, а подняться медленно, с усилием, подчеркнуто опираясь на руку мужа.

– Давайте свой протокол, - простонала она.

– Сейчас, минутку, - Комзаев совершенно по-школьному загородил лежащие перед ним листки, в которые он весь вечер что-то угловато и экономно вписывал.

Валентина вспомнила свой почерк - размашистый, разухабистый, аналогичный почерк Залесского и совершенно такой же - Долохова, - и негромко вздохнула. Все-таки не зря говорят, что по почерку можно многое сказать о человеке. Они все жуткие транжиры, Залесские, и дочка Анечка - вся в родителей, и сосед им совершенно в масть. А у Комзаева небось и впрямь копейка рубль бережет, хотя зарплата у сотрудников милиции не в пример больше, чем, скажем, у врачей районной женской консультации или у инженера проекта. Зато не больше, чем доходы загадочного плейбоя Долохова, ага, со мстительным удовлетворением подумала Валентина - и сама удивилась той неприязни, которую испытывает к Комзаеву. За что? Делает человек свое дело, делает как может…

– Вот, готово, - проговорил между тем вышеназванный человек, с некоторым сомнением озирая свое рукомесло. - Прочтите и распишитесь на каждой странице и в конце протокола: "С моих слов записано верно" - потом число, подпись.

Валентина взяла бумаги.

В самом деле, приходилось признать, что с ее слов и впрямь было записано все правильно, а негативные реплики заботливого супруга остались вне протокола. Она прочла, кивнула, взяла предложенную ручку и попыталась было расписаться, однако "шарик" только скреб бумагу, не оставляя на ней никаких следов.

– Паста кончилась?

– Нет, просто внизу стекло, вот ручка писать и не хочет, - пояснил Комзаев, передавая Валентине газету, которой только что обмахивал ее муж. "Губернские ведомости" и прежде лежали на столе, только другой стороной вверх. А теперь газета была положена иначе, фотографиями наружу…

– Газетку под протокол подложи, Валентина, - послышался голос мужа, и она очнулась.

Умостила протокол поверх фотографий, расписалась, где надо было.

– Можем идти? - встала со стула.

– Спокойной ночи, - пробормотал Комзаев, шныряя взглядом от газеты к лицу Валентины и обратно.

Он что-то заметил. Что именно? На странице три статейки, четыре фотографии, две из них на редкость нечеткие, на третьей полуголая деваха, на четвертой сердитое губернаторское лицо - интересно, на кого он так окрысился? Но Комзаеву интересно другое: почему так изменилась в лице подозрительная свидетельница?

Увы, придется тебе, следователь, пока помучиться любопытством. А долго ли, коротко - зависит от степени твоей наблюдательности.

"Тест на наблюдательность. Найдите десять различий между изображениями А и Б". Или еще вот - совершенно по Шекспиру: "Взгляни сюда. Вот два изображения…"

Нет, лучше не смотри сюда, Комзаев!

Выйдя из кабинета, Валентина не глядя протянула руки назад, в рукава, и, не дожидаясь, когда муж толком наденет на нее шубу, зарысила к выходу.

– Погоди, - остановил ее Залесский. - Наша машина вон там стоит, ты куда разогналась? Домой пора ехать!

– Сейчас, - рассеянно ответила Валентина, - сейчас поедем, только сначала на вокзал забежим.

– Что, в туалет? - догадался заботливый супруг. - А до дому не дотерпишь?

– Нет. В смысле, я не в туалет!

Не пускаясь больше ни в какие объяснения, Валентина ринулась наискосок через дорогу, взбежала по скользким ступенькам на вокзальное крыльцо. Залесский недоумевающе пыхтел в кильватере.

Раздвижные двери когда-то ходили туда-сюда, как положено, но теперь устали и намертво закрепились в положении "открыто". Валентина пронеслась в них вихрем, сметая с пути бомжей, которые пытались найти тихое местечко для отдыха, вбежала в здание вокзала, повернула налево и кинулась в киоск "Союзпечати".

– "Ведомости" есть? Сегодняшние "Ведомости"? - крикнула она, привставая на цыпочки и нависая над прочими покупателями.

– Семь пятьдесят, - продавщица протянула газету.

– Валя, у тебя есть семь пятьдесят? - не оглядываясь, бросила Валентина мужу. - Заплати, ладно?

И, отойдя к батарее, облокотилась на подоконник, разворачивая газету.

Не здесь, не здесь… Может, номер другой? Нет, этот. Вот оно, на третьей странице…

– Да что там такое? - подошел умирающий от любопытства Залесский. - Что, а? У тебя было такое лицо, будто ты призрак увидела!

Валентина ткнула пальцем в одну из фотографий, помещенных на странице: