Дамочка с фантазией

– Вы мне зря платный анализ выписали, - перебила ее Люда и отодвинула бланки. - Я теперь к другому доктору буду ходить, на другом участке. Бесплатно, потому что пока я живу без прописки, а теперь они меня пропишут, раз я беременная. И вообще, теперь они со мной по-другому будут говорить! Никуда не денутся. Так что я к тому доктору пойду, по месту жительства и прописки, он и даст мне новые направления.

Валентина растерянно моргнула. Эта девонька ей, условно говоря, в дочери годится, а отстегала словесно взрослую тетеньку-докторшу, будто малявку-неразумницу. С другой стороны, тетенька-докторша сама виновата: куда спешила с этими бланками? Надо было сначала поговорить с пациенткой. Нет, решила дать ей время прийти в себя. Но до чего же быстро она очухалась, эта Люда Головина! Крепкая барышня. Умеет держать себя в руках, и, надо полагать, не только себя. Видимо, ее мальчик (мужчина, конечно же, мужчина!) тоже пикнуть не смеет против ее решения. Ишь, как это прозвучало: "Теперь они меня пропишут, никуда не денутся! Теперь они со мной по-другому будут говорить!" Так и видишь за этим словечком "они" мальчика-мужчину и его мамочку, которой совершенно не по нраву вот такая сношенька - с угрюминкой, очень даже себе на уме.

И эту маму можно понять, ей-богу!

Валентина попыталась одернуть себя - дескать, твоя-то какая печаль? - но мысли не послушались.

Неужели Люда решила сохранить ребенка только ради прописки? Ой, да чего только не бывает в жизни! А потом, закрепив свои права, она примчится за направлением на аборт… Что ж, время у нее еще есть, аж два месяца. И можно спорить, что придет она "по месту жительства и прописки", уже готовая сделать аборт. У этой барышни, похоже, все наперед рассчитано. Довольно бесстыжая девка, если хорошенько подумать.

Ну и что? Вам-то какое дело до отсутствия или наличия у нее стыда, доктор Залесская? Клятву Гиппократа давали? Давали. "В какой бы дом я ни вошел, я войду туда для пользы больного…" Ну так и молчите в тряпочку.

Валентина невольно бросила взгляд на противоположную стену. Вот она висит! В смысле, клятва, а не тряпочка. Роскошно изданный постер занимает изрядную часть стены и внушает глубокое уважение как самим своим видом, так и этим словосочетанием - "Клятва Гиппократа", да и общей витиеватостью текста. В принципе, наверное, это неплохо смотрелось бы в кабинете любого другого врача, только не гинеколога. Потому что там, в этой самой клятве, есть такие слова: "Я не дам никому просимого у меня смертельного средства и не укажу пути для подобного замысла; точно так же я не вручу никакой женщине абортивного пессария".

Пессарий - это расширитель для матки. Он применяется именно при абортах. И, строго говоря, в этом кабинете, как и вообще во всех гинекологических кабинетах мира, непрестанно нарушается клятва Гиппократа. Ведь десятки женщин получают здесь хоть и не пессарий конкретно, а все же направление на аборт. Получают просимое "смертельное средство" для уничтожения плода.

А между прочим, Люда Головина, которая так не нравится доктору Залесской, не просит у нее "абортивного пессария". И, может статься, никакой аферы она не затеет, ребенка все же оставит и будет ему самой что ни на есть заботливой мамой!

Люда зыркнула своими темными глазками, и Валентина сообразила, что молчание несколько затянулось.

– Ну что ж, договорились, встретимся через недельку. Тогда на сегодня все? Можешь идти. До свидания, желаю тебе удачи - и твоему ребеночку.

Люда и бровью не повела, не то чтобы спасибо сказать.

– Тут откуда-нибудь позвонить можно? - спросила безразлично. - Из регистратуры или еще откуда-то?

Ага, так тебя кто-то и пустит звонить из регистратуры!

– Возле гардеробной автомат на стене. Бесплатный, - сухо сообщила Валентина. - Кстати, там кто-то еще есть, в коридоре? Или кончилась очередь?

– Нет, - брезгливо поджала Люда и без того крохотные губки. - Чурки какие-то сидят.

И, не прощаясь, выплыла из кабинета.

На пороге немедленно возникли две женщины. Черноволосые, черноглазые, смуглые, крепенькие такие. Азербайджанки, понятно. Чурки, это ж надо! Видали националистку? А сама она кто, эта Люда Головина? Если уж рассуждать с точки зрения великорусского шовинизма?

Валентина покачала головой. Надо же так завестись из-за какой-то дуры?! А впрочем, уже без десяти семь, прием кончается. Устала до предела, вот и реагирует на все так болезненно. Сегодня тетки валом валили, даже чайку глотнуть было некогда.

– Дамы, а вы почто вдвоем? - спросила уныло. - Приму я вас, приму обеих, только давайте не сразу, а в порядке очереди.

– Да она не понимает по-русски, - усмехнулась одна из женщин, бывшая повыше ростом. - Недавно тут живет, всего месяц какой-то.

– А вы кто? Родственница?

– Нет, я у ее мужа работаю. Фрукты-овощи, понятно?

– Понятно, - вздохнула Валентина. - Значит, будете переводчицей?

– Ой, ну какая из меня переводчица? - всплеснула руками продавщица. - Я сама молдаванка, по-ихнему два слова знаю. Объясняемся с ней на пальцах.