— Насколько я в курсе, он был занят совсем другим бизнесом, Катя. Был даже судим — в июне суд прошел, дали ему, правда, два года условно.
— За что?
— А он являлся хозяином передвижного зооцирка.
— Зоо.., чего?
— Манукян владел передвижным зооцирком. Сейчас такие в провинции ездят — зоопарк на колесах плюс пара дрессированных животных — собаки, мартышки, медведи. Пляшут, через обруч прыгают. К нам из Белозерска информация пришла. У них там этот случай всю область всколыхнул. У Манукяна проблемы возникли с финансами. Он уволил персонал, перестал кормить животных. Завез весь свой цирк в какую-то глухомань и бросил там клетки, зверей на произвол судьбы, а сам смылся. Дело-то зимой было, там морозы ударили тридцатиградусные. Животные в клетках погибли почти все от холода и истощения — обезьяны, тигр, олени, птицы, верблюд и еще какая-то мелочь типа бурундуков и белок. Мне мужики из местного отдела милиции по телефону рассказывали — картина была жуткая. Звериный Освенцим. Ну, этого Манукяна, естественно, привлекли к ответственности за жестокое обращение с животными. Судили даже. Процесс открытый был, газеты о нем писали. Срок дали условный, учитывая, что он в прошлом весь из себя положительный, отец троих детей и т.д. Интересно, чему он детей-то своих научил, урод… Тем все и кончилось. А двадцатого августа ему кто-то пулю в башку влепил и труп раздел догола. Катя долго молчала.
— Не понимаю, — сказала она наконец. — Что же это? Такой разброс — Петергоф, Белозерск, наш подмосковный Октябрьский-Левобережный… Слушай, но вы все-таки установили, как тело Блохиной оказалось в кузове самосвала с гравием?
— Считай, что установили. — Колосов коротко поведал о своей речной эпопее. — Только убили ее не на том причале. И, по-моему, не на барже.
— А где же, где?
Колосов посмотрел в темное небо:
— Поздно уже.
— Ты опять что-то от меня утаиваешь? — не выдержала Катя.
— Кроме идентичного почерка и этих чертовых жетонов, все три убийства объединяет кое-что еще, — Колосов потер лицо рукой. — Башка у самого гудит — сил нет. Я ничего от тебя не скрываю. Только я сам еще все концы не связал. Если б ты только знала, Катя, сколько километров я сегодня проехал… Такая езда мозги в студень превращает.
— Ты всегда найдешь отговорку, лишь бы не посвящать меня в самое важное, — обиделась Катя, — Между прочим, я проехала сегодня не меньше твоего. И здесь, мы сначала без тебя, гениального сыщика, вдвоем с Иваном Захаровичем управлялись. Ладно, умолять тебя не буду. Обойдешься. Давай, что застыл? Заводи мотор. Кто меня домой отсюда повезет? ОМОН, что ли?
— Я пока что сам для себя не определил, что в этом деле самое важное. — Колосов послушно сел за руль и повернул ключ зажигания. — А с Блохиной правда ты здорово нам помогла. По крайней мере, мы теперь знаем, чем она зарабатывала себе на жизнь, чем занималась эта ее «фирма».
— Я и этого не понимаю, Никита.
— Чего ты не понимаешь?
— Как она могла, — Катя запнулась. — Она ведь из такой хорошей семьи. Мы же видели ее родных… Да, она инвалидом была с детства, была обезображена, но разве можно до такой степени из-за этого ненавидеть всех и вся? Ненавидеть людей? Как ты думаешь, нам удастся установить клиента, к которому она отправилась в Углич? Думаешь, Бузыкин нам в этом не соврал?
Колосов внезапно резко нажал на тормоз. Машина, уже начавшая выруливать на дорогу, остановилась.
— Как ты сказала? Черт, да она же в Углич ехала? Точно, как же это я сразу… Буза так ведь и сказал — в Углич, а это же.., это же… Тихо. Спокойно, — он перевел дух, взглянул на вконец удивленную Катю. — Не будем гнать коней во весь опор и еще раз все детально проверим.
— Что проверим-то? Никита, ты меня просто убиваешь.
— Проверим — причаливала ли в Угличе наша баржа.
Глава 12. ФЛАГИ ИЗ БЕТОНА
Катя боялась даже думать о том, что сделает с ней «драгоценный В.А.», когда она переступит порог квартиры. Она умоляла Колосова ехать быстрее. Но от Красного Пролетария до Фрунзенской набережной, до дома родного, не домчишься беспечной кометой. Колосов не спрашивал, почему она так погоняет его, отчего нервничает и явно трусит. Лишь сумрачно предложил у подъезда:
— Давай хоть до лифта провожу, темно ведь. — Ни в коем случае, — испугалась Катя. — Все, пока.
Он уехал, плюнув в сердцах. А она поднялась на лифте на свой этаж. Долго прислушивалась — не раздастся ли из-за двери рычание разъяренного голодного льва. Ей все чудилось — вот сейчас с грохотом и лязгом сдвинется вбок какая-то ржавая решетка и она, ослепленная ярким светом, очутится на древней как мир арене. И нет ей спасения — лев, господин, муж, царь, он уже ждет ее, щелкает зубами.
Катя, конечно, пыталась бодриться — ну, чего там, подумаешь, поздно вернулась, три часа ночи. Подумаешь — не позвонила, а может, в телефоне батарея села? Но дух ее был слаб.