Дамоклов меч над звездным троном

— Мать его, которая в Чите жила. Я ее никогда не видел. И сестру его тоже. Он вообще о семье своей терпеть не мог говорить. Они его все дико раздражали. Когда они звонили, он просто в лице менялся. Телефон выключал, секретарю приказывал не соединять… Я поначалу внимания не обращал — думал, это просто у него комплекс провинциала в Москве… Все мы комплексуем. Но Кирка… Вы спросили, был ли он моим другом? Я был очень к нему привязан, понимаете? — Свирский словно подбирал слова, боясь ошибиться. — Я считал его человеком — пусть со слабостями, с закидонами, но человеком. С которым можно и самому человеком быть, а не дерьмом жидким… А тут вдруг… Я узнал — и это меня поразило, ударило как-то… Он был… Я не знаю, как это назвать — уродство, что ли, моральное? У него мать, родная мать при смерти все эти дни была. Они, семья его, из Читы ему звонили — умоляли денег прислать на лекарства, на операцию. А он.., он послал их. Послал при мне — я все слышал. Послал такими словами… Сестру свою и мать послал. Он считал, что они его грабят. Что они все врут, чтобы деньги с него тянуть. Сам мне это говорил — вот с таким перекошенным от злобы, от жадности лицом говорил… А никто ему не врал. Его мать умерла. А он денег ей пожалел — пятьсот зеленых. Он при мне на Третьяковском проезде четыре тысячи на свой новый гардероб потратил. «Мерседес» купил. А матери пятьсот баксов жалких не дал… Я сам скотина хорошая, во мне этого дерьма — во! Но чтоб я вот так с матерью своей… Да я повесился бы, под поезд бросился со стыда… И вот я тогда подумал — если он такой с родной матерью, что же он со мной сделает, если что-то вдруг изменится? И мне.., мне так противно стало. Не хотелось его видеть. Я просто не мог с ним нормально общаться. Я должен был как-то успокоиться, чтобы не разрушить.., не сделать себе хуже. Поэтому он уехал, а я остался. Если бы сегодня не позвонили из Читы, я бы в «Рождественское» — ни ногой.

Он умолк.

Колосов взял у него телефоны офиса, телефоны консорциума «Медиа» — для проверки, записал в память мобильника и его личный номер.

Вечерело. «Скорая» увезла тело Бокова в морг. Начали разъезжаться и патрульные машины. Все было завершено, запротоколировано.

Колосов, прежде чем возвращаться в Москву, проехал до ресторана «Императорская охота». Дорога как раз и упиралась в его ограду. Дальше хода не было. Этот отрезок шоссе был тупиковым.

Тот, кто убил Бокова, мог быть, конечно, пешим, но это вряд ли. Скорее всего, он приехал на машине — рассуждал Колосов, — на ней он и убрался с места преступления. Асфальтовое покрытие никаких следов протектора не сохранило, а если бы даже и сохранило, от этого было бы пока мало толку, как и от гильз. Но кое-что все же это давало.

Вернуться на магистральное шоссе с места преступления на машине можно было лишь одной дорогой. И Колосов решил проехать по ней.

В сером сумраке наступающего осеннего вечера замелькали сосны, ели, дорожные указатели. Через пару километров показался поворот на «Рождественское» — туда под вечер направлялась вереница дорогих внедорожников.

Потом дорога снова пошла лесом. Темные стволы сливались с сумерками, тускло, как-то невесело желтела листва. Лес поредел, и справа открылся вид на берега водохранилища. Можно было сидеть пустую пристань, стоянку машин, какой-то теремок, похожий то ли на лавку, то ли на закусочную.

Колосов ехал, обдумывая слова Свирского. Зря он надеялся на что-то. Зря… Что он узнал от этого парня? Что покойник был порядочной дрянью по отношению к своим родным? Что ему с бодуна угрожал питерский рокер Алексей Жданович? Но какое отношение все это может иметь к главному вопросу? Неужели не будет ответа на этот самый главный вопрос?

Дорога постепенно начала подниматься в гору — берега водохранилища в этом месте были высокими. Внизу виднелись песчаные пляжи, еще один небольшой причал для моторок и катеров. Далеко впереди горбился стальной горой железнодорожный мост. На нем уже включили подсветку. Колосов смотрел на мост — куда по нему идут поезда? В Вологду? В Архангельск? И внезапно…

Это было точно во сне. Но он не спал. Он видел — там, на фоне моста…

У пустого причала как поплавок — двухпалубный теплоход. Колосов едва не съехал в кювет на полной скорости. Затормозил, выскочил из машины.

Двухпалубный теплоход стоял у причала. Он видел его серые борта, белую рубку. Он видел его нос, его корму, его палубы, трубу.

Он видел.

Он снова сел за руль и на полной скорости погнал вперед. Ему хотелось подъехать как можно ближе, чтобы рассмотреть, прочесть, узнать.

Он знал лишь одно: то, что он видит, — не пустое совпадение. Не совпадение, а двухпалубный теплоход.

Он знал, что это и не случайность. Это шанс. Тот самый… Один из тысячи, что выпадает не каждому, кто расследует дело о серии убийств.

Он помнил, что говорил боцман Криволапенко. Он говорил: "Навроде «Авроры». Он должен был прочесть название этого теплохода.

Дорога летела, летела, а сам он, казалось, в своей старой «девятке» не двигался с места.

Смеркалось.