Дамоклов меч над звездным троном

— Больно? Да нет, не об этом речь. Просто… Знаешь, я как увидел тогда с берега этот теплоход, я понял, Катя… Я понял — он там, на борту. Он никуда не собирается бежать. Он ждет. Он готовится. Готовится к новой охоте. Он не боится или, может быть, просто не думает, что его могут вычислить. Ведь он принимал меры, чтобы обезопасить себя там, в Петергофе, и тут, у нас, с Блохиной. В двух случаях из четырех он пытался спрятать тела. Это ведь чистая случайность, что труп Блохиной был найден. И там, в Петергофе, утопленник просто мог утонуть, и все. Он, я думаю, убежден, что тела двух его жертв канули, поэтому и чувствует себя так уверенно. Он бы и труп Бокова куда-нибудь заховал, если бы у него было больше времени на той дороге, если бы это не день был, а ночь. И еще я тебе скажу, хоть сейчас я и забрал полный список команды, хоть и буду проверять всех, от моториста до повара, через миграционную службу, все это мартышкин труд. Он не оттуда, не из трюма. Он из кают-компании. Бокову нашему звонили не откуда-нибудь, а якобы из самой крутой столичной продюсерской фирмы. И это была ловушка. Знать о таких вещах, как продюсерская фирма «Медиа», мог лишь тот, кто хорошо знаком с этой кухней. Который либо сам в ней когда-то варился, либо у которого все контакты подобного рода постоянно на слуху, на глазах. А на нашем «Крейсере» таких господ только четверо. Девиц я сразу исключаю — ни та ни другая достаточной силой не обладают, чтобы так орудовать ножом. И один из этих четверых — Жданович, которого я еще каких-нибудь пять-семь лет назад слушал как… Ну, в общем, по большому кайфу мне было то, о чем он пел и как.

— А Мещерскому и моему мужу нравился «Крейсер Белугин». Группа в золотом составе, — заметила Катя. — Они распались. И если я что-то понимаю — как бы Долгушин сейчас себя высоко ни ставил, какие бы теплоходы себе ни покупал, без тех ребят он ничто. Он тебя спросил: ты, мол, понял, с чего они разбежались? Ты правда понял?

— Ни черта я пока не понял на этой посудине.

— Павлин у них правда замечательный, — вздохнула Катя. — Прямо знаковый символ какой-то. Сплошной Обри Бердслей… И капитан там с сигарой. И девочка занятная, Маруся… Знаешь что, Никита…

— Что?

— Я к Ждановичу с тобой сейчас не поеду. Я сойду вот здесь на остановке. Я там буду совершенно лишней в гостинице. Тебе лучше с ним одному встретиться. С твоими из отдела, но без меня. Без женского присутствия. Возможно, если сейчас между вами произойдет чисто мужской разговор — это даже лучше.

— Для дела лучше?

— И для дела тоже. Вот тут останови, пожалуйста. Я тебе завтра позвоню.

— Завтра суббота.

— Ну, тогда зайду в понедельник за новостями. Катя стояла на набережной Москвы-реки, смотрела туда, где всего в квартале за мостом высилось здание гостиницы «Россия», обреченной на слом. Туда уехал начальник отдела убийств. Возможно, там, в номере, его ждал тот, кого они пока так тщетно искали. Подошел троллейбус. На набережной зажглись фонари.

Спустя двадцать минут Колосов уже шел по гостиничному коридору, застеленному ковролином. Гостиница не произвела на него впечатления. Триста сорок второй номер, в который, постучав, он вошел, тоже. Обыкновенный номер. Без изысков. Правда, вид из окна — на купола Василия Блаженного, а это уже дорогого стоит. На подоконнике сидел белобрысый мальчик лет двенадцати в кроссовках, с ноутбуком на коленках. В углу работал телевизор. На бюро стояла наполовину пустая бутылка коньяка.

— Здравствуй, я к твоему отцу, он где? — обратился Колосов к мальчику.

Тут за дверью ванной зашумела вода в унитазе. И вышел Жданович. Свет тусклого плафона гостиничной прихожей отражался в его очках. На Колосова дохнуло выдержанным армянским. Алексей Макарович Жданович был нетрезв.

— Майор Колосов, уголовный розыск области, занимаюсь расследованием обстоятельств убийства Бокова Кирилла, личности вам известной, — начало было похоже на рапорт, — должен взять у вас объяснение в связи с инцидентом, произошедшим накануне во время концерта.

— Валяйте, берите, — Жданович был чем-то сильно подавлен и на появление в номере сотрудника уголовного розыска реагировал как-то вяло, без интереса.

— Сын ваш пусть пока погуляет в холле.

— Не пойду я в холл. С какой стати? — мальчишка замотал головой. — Пап, ну скоро это кончится, эта тягомотина? Когда мы домой поедем? Сколько я тут еще буду торчать? Мать звонила. Че ты в самом деле прикалываешься-то? — голос у него был недовольный, а манера разговора с отцом какая-то снисходительно-капризная. Взрослая.

— Леша, помолчи, а? Видишь, ко мне человек пришел. По делу, — тихо ответил Жданович.

— Да тут все время какие-то тусуются! У меня уж голова пухнет. Когда ты меня домой обратно отвезешь? Вообще, зачем ты меня забрал?

— Сейчас отвезу, не канючь. Я же сказал тебе. Вот закончат меня допрашивать, сразу и поедем.

Колосов молча наблюдал эту сцену: и тут отцы идети. Правда, другая возрастная категория. Но и тут нелады, как и в семействе Сухих.

— Так когда вы видели гражданина Бокова в последний раз? — спросил он Ждановича.