Дамская визжаль

Про этот Кулак Энтузиаста ходили в свое время разные слухи. Году эдак в восемьдесят девятом, когда только стали расцветать у нас махровым цветом самые различные кооперативы, присели под кулаком на минуточку двое сотрудников одного из райкомов комсомола обменяться накладными на партию переходящих красных знамен… «Скорая» приехала — а они уж и не дышат. Еле потом накладные вытащили из окоченевших пальцев. Через года два или три был случай, когда под Кулаком Энтузиаста нашли пустую картонную коробку из-под ксерокса, полную уж не помню чего, и рядом с ней мокрое место. Или два. И больше — ничего. Потом к Кулаку приезжала следственная бригада, фотографировали все вокруг, вплоть до швабры станционной уборщицы, но, судя по всему, так ничего и не нашли. Приходил и шустрый репортер с портативным диктофоном. Он тоже ушел несолоно хлебавши — свидетелей происшествий не нашлось даже за вознаграждение, а сам кулак молчал, точно каменный, хотя и подносили к нему диктофон не раз и не два. Впрочем, по результатам журналистского вынюхивания тиснул-таки щелкопер статейку то ли в газете «Завтра», то ли в «Московском Эзотерическом Еженедельнике». Но и в статье ничего толком разобрать нельзя было — происки ли это призрака коммунизма или действия высших, тайных сил. Публикация, однако, была уснащена фотографией полуголой девицы, из чего можно заключить… да ничего нельзя из этого заключить. Фотографиями полуголых девиц у нас могут оживлять даже прогноз погоды.

С тех самых пор и не сидит никто под этим кулаком. Да и вообще на этой станции никогда не встретишь ни юношей, ни девушек, поджидающих свою половину. Никто никому не назначает встреч — все, как приедут, норовят побыстрее выбежать из вагонов и покинуть станцию. Даже и скамеечек нет ни одной.

Я обычно даже не оборачиваюсь на этот барельеф. Кому сейчас легко-то… А тут вдруг оглянулся. Смотрю — сидит на мраморной ступенечке у барельефа миниатюрное существо вроде русалки-подростка, только не с рыбьим хвостом, а с длинными, стройными ногами. А во всем остальном — русалка. И волосы длинные, и смотрит натурально русалкой, и правой рукой точно русалка какие-то волны в воздухе изображает, а левой как русалка по мобильному телефону разговаривает. В синем облегающем платьице и маленькой шляпке из синей соломки, на которой приколот большой белый цветок. Аккурат под этим дамокловым кулаком и сидит. Вот, думаю, бесстрашная молодежь. Хоть кулак им на голове теши. И уж было рванулся к девушке, чтобы предупредить и познакомиться уберечь… Только вижу — в кулаке зажат большой букет белых роз… И пошел я куда и собирался — на работу.

Ну, насчет белых роз я, может, и приврал. Не розы были, а красные гвоздики — кулак-то пролетарский. Но ведь и не обрывки цепей с кандалами.

Сна ни в одном глазу…

* * *

На тарелке

ломтик засохшего сыра

делает мостик…

* * *

Отправил e-mail —

и ответа не жду от тебя;

вот уже три часа как не жду.

* * *

Пора одеваться.

Только крючочки на юбке твоей

Заново стоит пришить…

* * *

Весенняя ночь.

Из гостей запоздалых

Сосед заявился

«Жигуль» свой ведя в поводу…

Лыка оба не вяжут.

* * *

Как играет струей из брандспойта

Молодой и веселый пожарный! —

Не до криков ему из окон.

* * *

пустое кафе…

официант зевнул на бокал

и протирает…

* * *

в темноте

шорох твоих юбок

оглушителен

* * *

сна ни в одном глазу…

ворочаемся

с моего бока на твой

* * *

час пик…

посреди вагона метро

остров бомжа

* * *

забираемся под одеяло…

в Петропавловске-Камчатском —

полночь

* * *

гуляем по саду…

букет в твоих руках

строит мне анютины глазки

* * *

вечер в деревне…

неумолчно поет сверчок…

заходятся лаем соседи…

* * *

прощаться пора…

чтобы вернуться к тебе

кину монетку и пару купюр покрупнее

* * *

после бессонной ночи

две твоих веснушки

у меня на плече

* * *

Осенний ветер.

Вылетает птичка у фотографа…

Чтобы не вернуться.

Гаврилыч

Мрачнее шоссе Энтузиастов только вестибюль станции метро «Шоссе Энтузиастов». Тусклый свет, мрачные, нависшие своды, арки, точно надбровные дуги питекантропа, мозолистые пролетарские кулаки, цепи, винтовки, штыки, торчащие из стен. На одной из стен висит большая бронзовая плита, на которой изображена пылающая в огне дворянская усадьба. К ней, точно змеи к Лаокоону, тянутся крестьянские вилы, топоры и косы.