Дамское оружие

Отпевание назначили на двенадцать. Андрей боялся, что не успеет. Смуглое золото Никольского плыло над зеленью сквера. Андрей       вспомнил, что не спросил, как будут хоронить. Если в закрытом гробу, он больше не увидит Чубарова. А Балканов хотел увидеть перед тем, как кладбищенская земля навсегда укроет капитана толщей, что надежней и стали, и титана, и кевларовых пластин.

Церковь наполнилась сиреневым дымом, как роща туманом. Лучи, пробившись сквозь верхние оконца, ломались на золоте окладов, расплескивались брызгами на свежеокрашенных стенах. Балканов трижды перекрестился и, стараясь ступать неслышно, прошел в правый придел. Здесь уже толпились родственники и друзья покойного. Многих из них Андрей знал.

В последнее время Балканов в Никольском бывал часто, но все не по своей воле. Вначале отпевали тетку Аллы, сгоревшую за три месяца от саркомы. Потом чередой пошли отстрелы – Витя Шмаков, Рокотов. А вот теперь – Чубаров.

Стоя в толпе, треугольным клином охватившей гроб, Андрей старался лишний раз не шевельнуться, не кашлянуть, даже руки для крестного знамения поднимал с предусмотрительной аккуратностью, словно боясь что-нибудь разбить или уронить. Священник – молодой, кудрявый, лоснящийся благодушием – ступал уверенно, твердо, запускал кадило по давно заученной траектории, басил властно, громко, со степенным передыхом.

Андрей пристроился у колонны. Гроб стоял на деревянных козлах. Голова бывшего капитана осталась целой. Теперь она мирно покоилась на белой, набитой опилками, подушечке, уложенной в основание гроба. Круглый, ровный шар, покрытый курчавым, аккуратно уложенным волосом, слегка вдавив плоскость подушки, возвышался над невысокими бортами. Деревянный ящик был тесен, тело Чубарова, застывшее под погребальным саваном, рвалось наружу. Сложенные на животе ладони, казалось, сейчас разойдутся, и Чубаров спрыгнет на вощеный паркет Никольского, распрямит грудь, раздвинет примятые плечи. Так, наверное, капитан выглядел в кузове БэТэРа перед очередной атакой – мощный, сильный и – странно неподвижный.

Рядом застыла Вера. Наклонив головы, они слушали заупокойную молитву. Раскатистый, сильный голос священника бил в уши морозным колоколом. По правую руку стоял Игорь Сафронов – невысокий, плотный, с хмурым, озабоченным лицом. Его компания неуклонно катилась в пропасть. Чуть дальше стояли какие-то пожилые мужчины – судя по выправке, бывшие офицеры, возможно, друзья отца Николая. У изголовья гроба застыли две женщины. Юлю, молодую, бледную, с чрезмерно напудренным лицом и тонкими, сжатыми в нитку губами – он уже видел в больничном коридоре. Рядом с ней – в каком-нибудь полуметре – застыла первая жена бравого капитана-десантника: ровная, прямая, с лицом, на котором то и дело, как солнечный зайчик по крышке гроба, проскальзывало сознание высшей справедливости. Уязвленное разводом самолюбие бывшей жены окончательно удовлетворилось. Мне отмщение и аз воздам. Надо полагать, она думала не о годах, проведенных с бывшим мужем в дальних гарнизонах, а о предстоящем разделе имущества. Десятилетний мальчишка-сын, сидевший рядом с матерью, не знал, как себя вести. Мальчик то проваливался в сосредоточенную задумчивость, то выныривал из нее с недоумевающим видом. Глядя на лицо мальчишки, Андрей изменил первоначальное решение – поначалу он хотел отдать все причитающиеся Чубарову деньги его второй жене. Но теперь решил разделить их на две части. Чубаров был человеком честным, он бы не возразил: сумма хоть и небольшая, но надо поделить ее поровну.

Чернобородый священник, помахивая кадилом, маятником заходил вокруг гроба. Андрей тронул Веру за рукав и показал глазами в сторону белеющей в сумраке храма колонны. Вера понимающе прикрыла глаза и отвернулась.

Андрей шагнул в сторону. За спиной пронесся шепот. Балканов оглянулся. Священник стоял у гроба, указывая куда-то пальцем. Отец Чубарова уставился на священника. Палыч не понимал, что от него требуется. Толпа подалась вперед, заволновалась.

Священник ловким движением перебросил кадило из одной руки в другую, возгласил на нисходящей октаве.

– Серьгу! Не положено…

Волосатый палец ткнулся в ухо покойного. Палыч судорожно дернулся, опустил руки в скользкий атлас обивки. Священник пропустил бороду в ладони. Люди терпеливо ждали. Палыч суетливо сновал пальцами, расстегивал непослушную застежку.

– Абие!*( * немедля. церковно-славянское) – заворчал священник.

В левом притворе заголосил ребенок. Юля поправила сбившийся платок, глянула в лицо раскрасневшегося попа. Люди шептались.

Балканов сунул плечо в просвет, раздвинул ряд. Обошел гроб с головы, отодвинул священника. Палыч что-то прошептал, сделал шаг в сторону.