— Это всего в двух шагах отсюда, — пояснил Бодю, спускаясь с племянницей по улице Гайон. — У Венсара специальная торговля шелками, и дела пока еще идут неплохо. Слов нет, и ему трудно, как и всем, но он проныра и чертовски скуп, поэтому кое-как сводит концы с концами… Впрочем, мне кажется, что он собирается уйти от дел — у него сильный ревматизм.
Магазин Венсара находился на улице Нев-де-Пти-Шан, возле пассажа Шуазель. Помещение, обставленное соответственно требованиям новейшей роскоши, было чистое и светлое, но тесное; товаром магазин был не богат. Бодю и Дениза застали Венсара за деловым разговором с двумя мужчинами.
— Не беспокойтесь, — сказал суконщик Венсару. — Нам не к спеху, подождем.
Вернувшись из деликатности к двери, он наклонился к уху племянницы и прибавил:
— Худой — это помощник заведующего шелковым отделом «Счастья», а толстяк — лионский фабрикант.
Дениза поняла, что Венсар старается передать свой магазин Робино, служащему «Дамского счастья». Прикидываясь искренним и откровенным, он божился с легкостью человека, который готов клясться в чем угодно. По его словам, предприятие его — золотое дно; несмотря на свою пышущую здоровьем внешность, он принимался вдруг охать и плакаться, ссылаясь на проклятую болезнь, которая вынуждает его отказаться от такого богатства. Но Робино, нервный и издерганный, нетерпеливо перебил его: он знал о кризисе, который переживают магазины новинок, и напомнил об одном торговом доме, уже погубленном соседством «Счастья». Венсар, разволновавшись, возвысил голос:
— Черт возьми! Вабр — такой простофиля, что ему не миновать было банкротства. Его жена проматывала все… Кроме того, от нас до «Счастья» почти километр, а Вабр находился у него под боком.
Тут в разговор вмешался Гожан, фабрикант шелков. Голоса снова понизились. Он обвинял большие магазины в разорении французской промышленности; три-четыре таких магазина диктуют цены и безраздельно царят на рынке; он говорил, что единственный способ борьбы с ними заключается в поддержке мелкой торговли, особенно в поддержке специализированных фирм, которым принадлежит будущее. Поэтому он предлагал Робино весьма широкий кредит.
— Посмотрите, как «Счастье» ведет себя в отношении вас! — твердил он. — Там не считаются с тем, какие услуги оказал человек магазину, там только эксплуатируют людей!.. Ведь вам давно было обещано место заведующего, а Бутмон, который пришел со стороны и не имел перед вами никаких преимуществ, получил его сразу.
Рана, нанесенная Робино этой несправедливостью, еще кровоточила. Однако он колебался взять магазин; он говорил, что деньги принадлежат не ему; это сто жена получила в наследство шестьдесят тысяч франков, и он страшно боится за эти деньги; он говорил, что скорее готов лишиться обеих рук, чем подвергнуть этот капитал риску, пустив его в сомнительные дела.
— Нет, я пока ничего не могу решить, — сказал он в заключение. — Дайте время подумать; мы еще поговорим.
— Воля ваша, — ответил Венсар, скрывая разочарование под напускным добродушием. — Я продаю в ущерб собственным интересам. Не будь я болен…
Он вышел на середину магазина:
— Чем могу служить, господин Бодю?
Суконщик, прислушивавшийся краем уха к разговору, представил Денизу, рассказал то, что считал нужным, о ее жизни, и прибавил, что она работала два года в провинции.
— А вы, я слышал, ищете хорошую продавщицу…
Венсар изъявил глубочайшее сожаление:
— Ах, какая досада!.. Я действительно целую неделю искал продавщицу и нанял всего каких-нибудь два часа назад.
Водворилось молчание. Дениза чувствовала себя неловко. Робино, участливо смотревший на нее и, вероятно, тронутый ее жалким видом, позволил себе дать совет:
— Я знаю, что нам нужен человек в отделе готового платья.
Бодю не мог сдержать крика, вырвавшегося у него из самого сердца:
— К вам?! Ну, нет! Этого еще недоставало!
Но он запнулся, смутившись. Дениза вся вспыхнула: она и подумать не смела о поступлении в этот громадный магазин, и в то же время мысль, что она могла бы быть там приказчицей, наполнила ее гордостью.
— Но почему же? — с удивлением спросил Робино. — Напротив, для мадемуазель это было бы большой удачей. Я советую ей прийти завтра утром к заведующей отделом, госпоже Орели. Худшее, что может случиться, — это, что ее не примут.
Суконщик старался скрыть свое возмущение за неопределенными фразами: он знает г-жу Орели или по крайней мере ее мужа, Ломма, толстяка кассира, которому отрезало омнибусом правую руку.
— Впрочем, это ее дело, а не мое, — резко заключил он вдруг, — она вольна поступать, как хочет.
Он раскланялся с Гожаном и Робино и вышел. Венсар проводил его до двери, снова рассыпаясь в сожалениях, что не может исполнить его просьбу. Дениза нерешительно задержалась было в магазине, думая получить от Робино более подробные указания насчет работы, но не осмелилась ни о чем спросить и только пролепетала, прощаясь:
— Благодарю вас, сударь.