Дамское счастье

— Разумеется. Ведь Париж принадлежит женщинам, а женщины принадлежат нам!

Барон положил ему обе руки на плечи и отечески посмотрел на него.

— Право, вы славный малый, вы мне нравитесь… Перечить вам невозможно. Мы еще раз серьезно изучим этот вопрос, и, надеюсь, мне удастся их переубедить. До сих пор мы могли только хвалиться вами. Своими дивидендами вы изумляете биржу… Видимо, вы правы, и, пожалуй, лучше вложить еще денег в вашу машину, чем рисковать, затевая конкуренцию с Гранд-отелем, которая как-никак еще весьма сомнительна.

Возбуждение Муре улеглось; он стал благодарить барона, но без присущего ему пыла, и тот заметил, что Муре бросил взгляд на дверь в соседнюю комнату, вновь охваченный глухим беспокойством, которое все время старался скрыть. Тут, поняв, что они перестали говорить о делах, к ним подошел Валаньоск. В эту минуту барон шепнул Муре с игривым видом старого прожигателя жизни:

— Скажите: они, кажется, мстят?

— Кто? — спросил в замешательстве Муре.

— Да женщины… Им надоедает быть в вашей власти, дорогой мой, теперь вы принадлежите им: перемена справедливая!

Он стал шутить; ему были известны бурные любовные похождения молодого человека. Особняк, купленный для закулисной потаскушки, крупные суммы денег, ушедшие на кокоток, подобранных в отдельных кабинетах, — все это забавляло барона, словно оправдывало его собственные былые шалости. За свою долгую жизнь он сам прошел через все это.

— Право же, я не понимаю, — повторял Муре.

— Э, отлично все понимаете! Последнее слово всегда за вами… Я так и думал: невозможно это, он просто хвастается, не настолько уж он силен! Вот вы и попались! Вытягивайте из женщины все, что можно, эксплуатируйте ее, как угольную шахту! Но все это кончится тем, что эксплуатировать вас примется она, да еще поставит на колени!.. Будьте же осторожны, а то она высосет из вас гораздо больше денег и крови, чем вам удалось высосать из нее.

Он засмеялся еще громче, а рядом с ним, не произнося ни слова, хихикал Валаньоск.

— Что же, нужно всего отведать, — согласился наконец Муре, делая вид, что и ему очень весело. — К чему деньги, если их не тратить?

— Вот за это хвалю, — продолжал барон. — Веселитесь, дорогой мой. Не мне читать вам мораль или дрожать за капитал, который мы вам доверили. Каждому нужно перебеситься; после этого голова делается свежее… А вдобавок не так уж неприятно промотать состояние, когда можешь нажить его снова… Но если деньги — ничто, так ведь есть такие мучения…

Он не договорил и рассмеялся грустным смехом; в его скептической иронии звучали былые горести. Он из любопытства следил за поединком Муре и Анриетты; его еще занимали чужие любовные драмы; он явно чувствовал, что наступил кризис, и понимал всю трагичность положения, так как был знаком с историей Денизы, которую только что видел в передней.

— Ну, что касается страданий, это не по моей части, — самоуверенно сказал Муре. — С меня достаточно того, что я плачу.

Барон молча смотрел на него несколько секунд, затем не особенно настойчиво, не спеша добавил:

— Не старайтесь казаться хуже, чем вы на самом деле… Вы поплатитесь большим, чем деньги. Да, друг мой, поплатитесь частицей самого себя. — Он помолчал, потом шутливо спросил: — Не правда ли, господин Валаньоск, так ведь это бывает?

— Говорят, барон, что так, — отвечал тот просто.

В эту минуту дверь в соседнюю комнату распахнулась, и Муре, только что собравшийся возразить, слегка вздрогнул. Все трое обернулись. Это была г-жа Дефорж. Она кокетливо высунулась из-за портьеры и торопливо позвала:

— Господин Муре! Господин Муре!

Заметив барона и Валаньоска, она извинилась:

— Позвольте, господа, на минуту похитить у вас господина Муре. Раз он мне продал негодное манто, пусть по крайней мере поможет советом. Эта девица такая дурочка, что не в состоянии ничего придумать… Жду вас, господин Муре.

Муре заколебался, желая избежать сцены, которую заранее предвидел. Но делать было нечего — пришлось повиноваться. А барон сказал ему полуотечески, полунасмешливо:

— Идите же, идите, дорогой мой, госпоже Дефорж нужна ваша помощь.