Дамское счастье

— Слушайте, — продолжала она, — Женевьева знает, что вы влюблены в другую. Она сама сказала мне это, она рыдала, как безумная… Ах, бедная девушка, как она исхудала! Если бы вы видели ее худенькие плечи! Ее жалко до слез… Неужели вы допустите, чтобы она умерла?

Потрясенный, он не знал, что сказать, и только бормотал:

— Она не больна, вы преувеличиваете… Я ничего не замечаю. Да ведь это ее отец откладывает свадьбу…

Дениза резко возразила, что он лжет. Она понимала, что стоило молодому человеку проявить малейшую настойчивость, и дядя бы согласился. Однако удивление Коломбана не было притворным: он действительно не замечал медленной агонии Женевьевы. Это было для него тягостным открытием. Пока он этого не сознавал, ему не в чем было серьезно упрекать себя.

— И ради кого? — продолжала Дениза. — Ради ничтожества!.. Неужели вы не понимаете, в кого влюбились? До сих пор мне не хотелось огорчать вас, и я избегала отвечать на ваши постоянные расспросы… Ну так вот: она путается со всеми и насмехается над вами; никогда она не будет вашей, а если это и случится, вы ее получите, как и все прочие, только на раз, мимоходом.

Он слушал, страшно побледнев, и губы его вздрагивали при каждой фразе, которую Дениза сквозь зубы бросала ему в лицо. Охваченная порывом жестокости, она поддалась вспышке, природы которой сама не сознавала.

— В довершение всего, — выкрикнула Дениза, — она живет с господином Мурэ, если хотите знать!

Голос ее осекся. Она побледнела еще сильнее, чем Коломбан. Они смотрели друг на друга.

— Я люблю ее, — прошептал он.

И Денизе стало стыдно. К чему говорить так с этим юношей, к чему ей так волноваться? Она умолкла; простое слово, произнесенное им в ответ, отозвалось в ее сердце как внезапно раздавшийся отдаленный звон колокола. «Я люблю ее, я люблю ее», — раздавалось все громче, все шире. Он прав, он не может жениться на другой.

Дениза обернулась и увидела Женевьеву, стоявшую на пороге столовой.

— Молчите! — быстро шепнула она.

Но было уже поздно; Женевьева, повидимому, все слышала. В лице ее не было ни кровинки. Как раз в эту минуту в лавку вошла г-жа Бурделэ, одна из последних покупательниц, оставшихся верными «Старому Эльбёфу» из-за добротности продававшегося здесь товара; г-жа де Бов, следуя моде, уже давно перешла в «Счастье»; г-жа Марти тоже не заглядывала сюда, совсем зачарованная витринами большого магазина. Женевьеве пришлось подойти к покупательнице, и она произнесла своим обычным бесцветным голосом:

— Что вам угодно, сударыня?

Госпожа Бурделэ хотела посмотреть фланель. Коломбан снял с полки один из кусков, Женевьева стала показывать материю; они стояли рядом за прилавком; руки у обоих были как лед. Тем временем из столовой вышла г-жа Бодю и села за кассу. Тут же появился и сам Бодю. Сначала старик не вмешивался в продажу; улыбнувшись Денизе, он молча поглядывал на г-жу Бурделэ.

— Фланель не так уж хороша, — сказала покупательница. — Покажите что-нибудь получше.

Коломбан снял другую штуку. Наступило молчание. Г-жа Бурделэ рассматривала материю.

— Почем?

— Шесть франков, сударыня, — ответила Женевьева.

У покупательницы вырвалось резкое движение.

— Шесть франков! Но ведь точно такая же напротив стоит пять франков!

По лицу Бодю прошла легкая судорога. Не сдержавшись, он вежливо вмешался:

— Вы несомненно ошибаетесь, сударыня: этот товар следовало бы продавать по шести пятьдесят, не может быть, чтобы его отдавали по пяти франков. Речь идет, конечно, о каком-нибудь другом товаре.

— Нет, нет, — твердила та с упрямством мещанки, которая убеждена в своей опытности. — Материя та же самая. Пожалуй, даже плотнее.

Спор начал обостряться. По лицу Бодю разлилась желчь. Он изо всех сил старался улыбаться, но ненависть к «Счастью» душила его.

— Право, вам не мешало бы получше со мной обходиться, — сказала, наконец, г-жа Бурделэ, — иначе я отправлюсь напротив, как и другие.

Тут Бодю совсем потерял голову и закричал, дрожа от накипевшего гнева:

— Ну и идите напротив!

Обиженная покупательница тотчас же поднялась и вышла, не оборачиваясь, бросив только:

— Я так и поступлю, сударь.

Все онемели. Резкость хозяина поразила присутствующих. Он и сам растерялся и был в ужасе от того, что сказал. Слова вырвались как-то сами собой, помимо его воли, словно взрыв накопившейся злобы. И теперь все Бодю, застыв на месте и опустив руки, следили взглядом за г-жой Бурделэ, переходившей улицу. Им казалось, что с нею уходит все их благополучие. Когда она не торопясь вошла в высокий подъезд «Счастья» и Бодю увидели, как ее силуэт потонул в толпе, в них словно что-то оборвалось.

— Еще одну отнимают у нас, — прошептал суконщик.

Он обернулся к Денизе, о поступлении которой на новое место ему было уже известно, и прибавил:

— И тебя они тоже отняли… Что ж, будь по-твоему, я не сержусь. Раз у них деньги, стало быть они сильнее.

Дениза, надеясь еще, что Женевьева не расслышала слов Коломбана, сказала ей на ухо:

— Он любит вас, будьте повеселее.

Но девушка тихонько ответила надрывающим душу голосом: