— Не могу сказать, м'м. Наверное, его величество просто послал много денег и приказал доставить все.
Они разложили составные части туалета на полу.
— Пантуфля — это, по-моему, вот эта штука. Как думаешь?
Снаружи, на стене с бойницами, сменилась стража. Вернее, стражник надел фартук садовника и отправился пропалывать бобы. А внутри продолжался горячий портновский спор.
— Кажется, ты надела это не той стороной, м'м. Тут где-то должны быть фижмы…
— Здесь говорится: «Вставте питлю А в проресь Б». Никак, не могу найти «проресь Б». А это что,
— По-моему, парча.
— Больше похоже на
— Э-э, не знаю, м'м.
— Но Веренс везде бегает в кожаных гетрах и старой куртке.
— Да, но ты — королева. Королевам такое не позволительно. Это короли могут бегать по дворцу с торчащей из штанов за…
Милли быстро прикрыла рот ладошкой.
— Все в порядке, — успокоила ее Маграт. — Уверена, у королей за… верхняя часть ног такая же, как и у других людей. Говори, что хотела сказать.
Милли стала ярко-красной.
— Я имела в виду, в виду, в виду, что королева должна выглядеть как настоящая дама… — наконец выдавила она. — У короля есть даже специальные книги об этом. Эттикетки и всякое такое прочее.
Маграт критически осмотрела себя в зеркале.
— Тебе действительно идет, ваше скоро-будете-величество, — похвалила Милли.
Маграт повернулась перед зеркалом туда-сюда.
— На голове у меня бардак, — сделала вывод она.
— Да будет мне позволено сказать, м'м, король заказал парикмахера из самого Анк-Морпорка. Он должен приехать к свадьбе, м'м.
Марат попыталась пригладить прядь волос. Медленно, но верно она осознавала, что стать королевой не так уж и просто. Это все равно что начать жить заново.
— Подумать только! А что теперь?
— Не знаю, м'м.
— А что делает король?
— Он рано позавтракал, а потом умчался в Ломоть учить старого Грязза, как разводить свиней по книге.
— А мне что делать? Ну, то есть какие у меня
Вопрос этот явно поставил Милли в тупик, хотя, надо отметить, лицо ее при этом почти не изменилось.
— Не знаю, м'м. Править, наверное. Гулять по саду. Устраивать приемы при дворе. Ткать гобелены. Очень популярное среди королев занятие. А потом… э… потом следует позаботиться о продолжении королевской династии…
— Пока что, — твердо сказала Маграт, — ограничимся гобеленами.
С библиотекарем у Чудакулли возникли некоторые трудности.
— Знаешь, так уж получилось, что я — твой аркканцлер!
— У-ук.
— Но тебе там понравится! Свежий воздух! Кучи деревьев! Качайся — не перекачайся!
— У-ук.
— А ну спускайся немедленно!
— У-ук!
— Книгам ничто не грозит, каникулы же. О боги, да студентов и в лучшие времена сюда не загонишь…
— У-ук!
Чудакулли свирепо посмотрел на библиотекаря, свисающего со стеллажа с книгами по паразоологии от «Ба» до «Мн».
— Ну и ладно, — голос аркканцлера стал низким и вкрадчивым. — Хотя очень жаль. Я слышал, в Ланкрском замке собрана неплохая библиотека. Во всяком случае, они называют это библиотекой, эту кучу старых книг. У них и каталога никогда не было…
— У-ук?
— О, их там тысячи. Мне говорили, там даже эти, инкунабли попадаются. Жаль, что ты не хочешь взглянуть на них. — Голосом Чудакулли можно было смазывать колеса.
— У-ук?
Выйдя за дверь библиотеки, Чудакулли остановился и начал считать. На счет «три» из дверей на костяшках пальцев вылетел заинтересовавшийся инкунаблями библиотекарь.
— Значит, все-таки четыре билета? — уточнил Чудакулли.
Матушка Ветровоск твердо решила выяснить, что происходит вокруг камней.
Люди недооценивают пчел.
Матушка Ветровоск — нет. У нее самой было с полдюжины ульев, и она знала, что такого создания, как отдельная пчела, не существует. Зато есть рой, составляющие ячейки которого весьма и весьма мобильны, гораздо мобильнее, чем ячейки, скажем, какого-нибудь тайного общества. Рой видит все, а чувствует и того больше, он способен хранить воспоминания годами, хотя его память, как правило, располагается снаружи, а не внутри, и сделана из воска. Соты — вот память улья; помещения для яичек, пыльцы, маток, меда различного типа — все это части матрицы памяти.
А еще есть толстые трутни. Люди считают, что они без дела ошиваются в улье целый год, ожидая тех нескольких кратких минут, когда матка заметит наконец их существование. Но это не объясняет, почему органов чувств у трутней больше, чем на крыше главного здания ЦРУ.
Матушка держала пчел вовсе не затем, зачем их обычно разводят. Да, каждый год она забирала у них немного воска для свечей, иногда фунт-другой меда, которым ульи вполне могли поделиться, но главным образом она держала пчел в качестве собеседников.
Впервые после возвращения домой она направилась к ульям.
И тупо уставилась на них.
Пчелы яростно вылетали наружу. Громкое жужжание нарушало обычное умиротворение, царящее за кустами малины. Коричневые тела пронзали воздух подобно горизонтальным градинам.
Интересно, что происходит?