Дамы и Господа (пер. Н.Берденников под ред. А.Жикаренцева)

– Не могу сказать, м'м. Наверное, его величество просто послал много денег и приказал доставить все.

Они разложили составные части туалета на полу.

– Пантуфля – это, по-моему, вот эта штука. Как думаешь?

Снаружи, на стене с бойницами, сменилась стража. Вернее, стражник надел фартук садовника и отправился пропалывать бобы. А внутри продолжался горячий портновский спор.

– Кажется, ты надела это не той стороной, м'м. Тут где-то должны быть фижмы…

– Здесь говорится: «Вставте питлю А в проресь Б». Никак, не могу найти «проресь Б». А это что, седельные сумки! Нет, такое я надевать не буду. Что это за материал?

– По-моему, парча.

– Больше похоже на картон. И я должна носить эту штуку каждый день!

– Э-э, не знаю, м'м.

– Но Веренс везде бегает в кожаных гетрах и старой куртке.

– Да, но ты – королева. Королевам такое не позволительно. Это короли могут бегать по дворцу с торчащей из штанов за…

Милли быстро прикрыла рот ладошкой.

– Все в порядке, – успокоила ее Маграт. – Уверена, у королей за… верхняя часть ног такая же, как и у других людей. Говори, что хотела сказать.

Милли стала ярко-красной.

– Я имела в виду, в виду, в виду, что королева должна выглядеть как настоящая дама… – наконец выдавила она. – У короля есть даже специальные книги об этом. Эттикетки и всякое такое прочее.

Маграт критически осмотрела себя в зеркале.

– Тебе действительно идет, ваше скоро-будете-величество, – похвалила Милли.

Маграт повернулась перед зеркалом туда-сюда.

– На голове у меня бардак, – сделала вывод она.

– Да будет мне позволено сказать, м'м, король заказал парикмахера из самого Анк-Морпорка. Он должен приехать к свадьбе, м'м.

Марат попыталась пригладить прядь волос. Медленно, но верно она осознавала, что стать королевой не так уж и просто. Это все равно что начать жить заново.

– Подумать только! А что теперь?

– Не знаю, м'м.

– А что делает король?

– Он рано позавтракал, а потом умчался в Ломоть учить старого Грязза, как разводить свиней по книге.

– А мне что делать? Ну, то есть какие у меня обязанности!

Вопрос этот явно поставил Милли в тупик, хотя, надо отметить, лицо ее при этом почти не изменилось.

– Не знаю, м'м. Править, наверное. Гулять по саду. Устраивать приемы при дворе. Ткать гобелены. Очень популярное среди королев занятие. А потом… э… потом следует позаботиться о продолжении королевской династии…

– Пока что, – твердо сказала Маграт, – ограничимся гобеленами.

С библиотекарем у Чудакулли возникли некоторые трудности.

– Знаешь, так уж получилось, что я – твой аркканцлер!

– У-ук.

– Но тебе там понравится! Свежий воздух! Кучи деревьев! Качайся – не перекачайся!

– У-ук.

– А ну спускайся немедленно!

– У-ук!

– Книгам ничто не грозит, каникулы же. О боги, да студентов и в лучшие времена сюда не загонишь…

– У-ук!

Чудакулли свирепо посмотрел на библиотекаря, свисающего со стеллажа с книгами по паразоологии от «Ба» до «Мн».

– Ну и ладно, – голос аркканцлера стал низким и вкрадчивым. – Хотя очень жаль. Я слышал, в Ланкрском замке собрана неплохая библиотека. Во всяком случае, они называют это библиотекой, эту кучу старых книг. У них и каталога никогда не было…

– У-ук?

– О, их там тысячи. Мне говорили, там даже эти, инкунабли попадаются. Жаль, что ты не хочешь взглянуть на них. – Голосом Чудакулли можно было смазывать колеса.

– У-ук?

Выйдя за дверь библиотеки, Чудакулли остановился и начал считать. На счет «три» из дверей на костяшках пальцев вылетел заинтересовавшийся инкунаблями библиотекарь.

– Значит, все-таки четыре билета? – уточнил Чудакулли.

Матушка Ветровоск твердо решила выяснить, что происходит вокруг камней.

Люди недооценивают пчел.

Матушка Ветровоск – нет. У нее самой было с полдюжины ульев, и она знала, что такого создания, как отдельная пчела, не существует. Зато есть рой, составляющие ячейки которого весьма и весьма мобильны, гораздо мобильнее, чем ячейки, скажем, какого-нибудь тайного общества. Рой видит все, а чувствует и того больше, он способен хранить воспоминания годами, хотя его память, как правило, располагается снаружи, а не внутри, и сделана из воска. Соты – вот память улья; помещения для яичек, пыльцы, маток, меда различного типа – все это части матрицы памяти.

А еще есть толстые трутни. Люди считают, что они без дела ошиваются в улье целый год, ожидая тех нескольких кратких минут, когда матка заметит наконец их существование. Но это не объясняет, почему органов чувств у трутней больше, чем на крыше главного здания ЦРУ.

Матушка держала пчел вовсе не затем, зачем их обычно разводят. Да, каждый год она забирала у них немного воска для свечей, иногда фунт-другой меда, которым ульи вполне могли поделиться, но главным образом она держала пчел в качестве собеседников.

Впервые после возвращения домой она направилась к ульям.

И тупо уставилась на них.

Пчелы яростно вылетали наружу. Громкое жужжание нарушало обычное умиротворение, царящее за кустами малины. Коричневые тела пронзали воздух подобно горизонтальным градинам.

Интересно, что происходит?