Дамы плаща и кинжала (новеллы)

Тем временем положение арестованного Локкарта изменилось как по волшебству. Отныне Петерс не только позволял Муре приносить ему книги и продукты, которые она добывала в американском Красном Кресте, — он приводил ее в камеру Брюса чуть ли не за ручку и оставлял их там наедине. Видимо, он и впрямь был и добрым, и милым. С другой стороны, срок пребывания англичан в России исчислялся уже не на месяцы, а на недели и даже дни, и вот 2 октября в 9 вечера на вокзал привезли только что выпущенных из тюрьмы англичан и французов.

Брюса, который был выпущен за сутки до этого и провел последнюю ночь с Мурой в Хлебном переулке, привез шведский консул. Муру — тоже. Они целый час простояли на запасной платформе, не зная, о чем говорить, не зная, как будут жить дальше друг без друга, не зная, будут ли вообще жить: Брюсу еще надо было доехать до Англии через фронты, а его возлюбленная оставалась в разоренной России…

У Муры путались мысли: у нее начиналась инфлюэнца, ее трясло в лихорадке, она была больна уже несколько дней и сейчас мечтала только об одном: чтобы это мучение поскорей кончилось.

Наконец Локкарт понял, что Мура сейчас просто упадет, и попросил Уордвелла, представителя Красного Креста, увести ее.

Уордвелл повел Муру по шпалам. Брюс смотрел ей вслед, пока ее фигура не исчезла в ночи, и гадал, увидятся ли они когда-нибудь вновь…

Они еще встретятся — спустя каких-то шесть лет. Однако если бы кто-то всеведущий сейчас назвал им этот срок, они бы сочли его даже дольше, чем «никогда».

И, по большому счету, они были бы правы, потому что с каждым из них произошли за это время изменения необратимые, если не сказать — губительные.

Но не будем забегать вперед.

«Графине Закревской» после отъезда английской миссии делать в Москве было практически нечего. Как ни хотелось Петерсу оставить ее при себе, ему была в ней первоочередная надобность для выполнения другого задания. Теперь работать «графине» предстояло в Петрограде.

Кстати, насчет рассказа «Мечта». Вполне может быть, что сюжет его вовсе не возник у Горького на основе случайной откровенности Муры. Возможно, она, наоборот, пыталась скрыть от него тот факт, что была завербована Чекой. Однако приятель и почитатель Горького Зиновьев, человек в Петрограде всесильный, практически диктатор всего Северо-Запада России, был убежден, что Мура работает на английскую разведку. Уже потом, позднее, когда она совершенно закрепилась в доме Горького, Зиновьева начали одолевать противоречивые чувства.

С одной стороны, он понимал необходимость внедрения в дом Горького полноценного «агента влияния». Тем паче после того, как писатель почти разошелся с Марией Андреевой — а точнее будет сказать, это она разошлась с ним, влюбившись в его секретаря, молодого человека по имени Петр Крючков, и всецело занявшись им, — и начал настороженно относиться к своей первой жене Екатерине Пешковой, состоявшей на службе у Дзержинского, то есть, по сути дела, в той же Чеке (однако, будучи коллегой Муры, Пешкова из места своей работы секрета не делала — это и оттолкнуло от нее Горького). То есть Зиновьев осознавал, что Мура Бенкендорф-Закревская (именно девичьей фамилией предпочитал называть ее Горький) остро необходима, чтобы постоянно фиксировать железную руку пролетариата на пульсе знаменитого писателя. С другой стороны, Зиновьева обуревала какая-то совершенно дамская ревность. Он не мог вынести, что Горький мгновенно влюбился в эту женщину. И если они стали любовниками не сразу, а, к примеру, спустя несколько недель, то это отсрочилось лишь из-за необходимости для знаменитого писателя хоть как-то «соблюдать лицо» и из-за его патологической стыдливости в вопросах пола, а вовсе не от равнодушия к новой сотруднице издательства «Всемирная литература», которую — сотрудницу, а не литературу, разумеется! — ему представил Корней Чуковский и которая не просто стала бывать в квартире Горького на Кронверкском проспекте, но и умудрилась сделаться в его доме совершенно необходимым человеком. Сначала в доме, потом в постели и в душе… или в душе и в постели. Последовательность событий неважна, от перемены мест слагаемых сумма не меняется.

Однако, прежде чем поразмышлять о жизни нашей героини в доме Горького и о ее роли в судьбе писателя, стоит немножко приостановиться на первых шагах Муры в Петрограде.