Дамы убивают кавалеров

Говорил он не по-русски. Нет, не по-русски. Это очевидно. Скорее всего по-английски. Да, кажется, именно по-английски. Вдруг позади Кати что-то оглушительно забибикало. Она очнулась от раздумий и обнаружила, что по-прежнему держит в правой руке ненужный мобильник, а ее машина первой стоит на светофоре. Горит зеленый, она не двигается с места, а сзади стоящие авто гудят и светят дальним светом. Катя чертыхнулась, в сердцах кинула сотовый на соседнюю подушку, включила первую передачу, поехала, затем врубила вторую, третью – нетерпеливый джип принялся обгонять ее справа, водитель выглянул в окно и скорчил ей брюзгливую гримасу – и в этот самый момент Катя поняла, что же прокричал – прошелестел ей Ленчик. То были два английских слова. Первое: «Movie». И второе: «Dream».

«Dream. Мечта. Опять – «мечта»… И еще movie. Кинолента. Фильм. Что получается вместе? Фильм «Мечта»?.. Но с какой стати? Это старинное кино уже и не идет нигде. Ленчик вряд ли его видел даже по телевизору!.. Нет, нет!.. Дело не в фильме». Катя настигла неповоротливый джип. Скривилась в сторону водителя-хама. И тут поняла: Ленчик имел в виду другое. Вокруг него, очевидно, находились хозары. Поэтому он не мог говорить по-русски. И, наверное, от того, что его могли услышать, он решил, умница, не употреблять тех английских слов, что звучат уж слишком похоже на русские аналоги: «cinema»[17] и «theatre»[18]. Именно поэтому он выбрал не слишком понятное тем, кто не знает английский, слово «movie». Муви, муви, конечно же, муви!.. А второе – это снова «dream». Значит, они тогда утром с Дашей и Павлом размышляли в правильном направлении. Ленчик имел в виду «Мечту». И теперь становилось ясно, что это за «мечта». Это – кинотеатр. Кинотеатр «Мечта». Вот тебе и муви-дрим.

Павел Синичкин. В то же самое время

Я сидел в комнате в своей квартире на Большой Дмитровке. Несмотря на то что вся бывшая коммуналка теперь принадлежала мне одному, моя бывшая комнатуха оставалась единственным местом в пятикомнатной квартире, пригодным для жилья. На остальной территории царила разруха. Там я начал ремонт, да так и не закончил. И теперь руки не поднимались продолжать его. По крайней мере до тех пор, пока мы не спасем Ленчика.

Вчера я изъял у Дарьи видеокамеру. Своей у меня не имелось. В очередной раз я вставил в нее видеообращение Ленчика из хозарского плена. Не успел нажать кнопку воспроизведения, как раздался телефонный звонок. Телефонную розетку я недавно перекинул из коридора в свой закут. Сам же телефон сменить не успел. Он оставался старым, коммунальным, сработанным еще, кажется, лабораторией Эдисона.

– Слушаю. Синичкин, – сказал я в тяжелую черную трубку.

– Слушай, Синичкин, – раздался в трубке тяжелый черный голос. Голос все того же хозарина, что диктовал мне условия по поводу Ленчика. Голос с характерным акцентом. – Ты хочешь своего малъщика мертвым увидеть, да? Или вообще больше никогда не увидеть? – Хозарин выдержал паузу, дожидаясь, видимо, моей реплики. Я молчал. Жаль, технические условия в моей квартире не позволяли и этот разговор записать на пленку. Не услышав ответа, шантажист продолжал: – Ты зачем, Павэл, милиция ходил? Ты зачем, брат, РУБОП ходил? Смерти своего малъщика хочешь?

В этот момент у меня прозвонил мобильник. Я бросил хозарину: «Подожди». Нажал «прием» на сотовой трубке. Звонила Катя.

– Я тебе перезвоню через минуту, – сразу же сказал я ей.

– У меня важные новости! – возбужденно, радостно и обиженно прокричала она. Фоном для ее голоса служил неумолчный грохот машин. Видимо, Катя звонила с обочины какой-то автострады. Я нажал на «отбой» и взял трубку с хозарином. Однако там звучали только торопливые короткие гудки. Возможно, похититель чего-то испугался. А может быть, счел, что сообщил мне все, что нужно. И вправду, куда уж больше.

Значит, подумал я, предчувствия меня не обманули. Не зря сердце подсказывало: не ходи в ментуру, не ходи!

Из РУБОПа информация, оказывается, утекает. Да что там утекает – хлещет изо всех дыр. Иуды в погонах отрабатывают свои тридцать сребреников. Не жалеют при этом ни женщин, ни детей. Ни Ленчика, ни Дашку. Сволочи. Надеяться, значит, на них нельзя. Нельзя и опасно. Спасители, едрена вошь! Вместо реальной помощи – такая подстава!

Прошло чуть больше суток, как я написал заявление, – а хозары уже об этом прознали! Стало быть, ментам доверия нет. И в деле освобождения Ленчика мы с Дашей и Катей – мы, Семья, – можем рассчитывать только на самих себя.

Я набрал на мобильнике Катин номер.

Катя Калашникова. В то же самое время

Катя Калашникова припарковалась у тротуара на Казанском шоссе. Включила у «Пунто» аварийный сигнал. Чтобы не наскочил лихой водила, открыла для верности багажник. Солнце шпарило немилосердно. «Какие такие дела могут быть у Павла, что он не может со мной говорить? – злилась Катя. – Что уж важней сейчас, чем Ленчик! Может, позвонить пока Дашке?» Она прикинула и решила: нет, пока не поговорю с Пашей, не буду ее будоражить. Наконец раздался звонок мобильника. Павел.