Дань

Он показал рукой в самый дальний уголок цеха. Там за стеклом два оператора сидели за компьютером и наблюдали за работой автоматов и роботов.

– А если произойдёт сбой или авария? – спросила Маша, – кто будет её устранять?

– Для этого существует аварийная бригада. Но я не помню, чтобы она работала. За всё время моего пребывания в фирме, такого не случалось. Мы уделяем большое внимания профилактике.

– Но во время профилактики приходится останавливать поточную линию? – спросил Александр.

– Нет, технологический процесс рассчитан так, что профилактика проводится в тот момент, когда оборудование не задействовано. Существует специальный график работ, поэтому линия никогда не простаивает.

– А что вы делаете с рабочими, когда автоматизируете технологический процесс? Их же надо увольнять? Как вы решаете эту проблему? – интересовался Александр. – У нас в России это трагедия, когда человек теряет своё место.

– Трагедии никакой нет. У нас в стране такое пособие, что человек не чувствует себя выброшенным из общества. Есть другая проблема. Люди не хотят работать, они предпочитают жить на пособие. Нам тяжело подбирать кадры. Приходится прибегать к услугам иностранцев.

Они обошли весь завод, заглянули в каждый уголок и в каждый цех. У Александра испортилось настроение. Ему стало обидно за свою страну. Несметные природные богатства, безграничные людские резервы, страна имела всё, чтобы жить гораздо лучше, чем живут в Европе, но выходило наоборот. Население огромной державы не занималось созиданием, она разрушала всё, что имела. Свои богатства она продавала за бесценок, а своих граждан заставляла вместо созидания заниматься вечным политическим противостоянием. Русские разрушали собственную страну, а те, кто не хотел участвовать в этой безумной бойне, уничтожались или изгонялись. Из этих мрачных мыслей Александра вывел немец.

– Вот, господа, мы всё и посмотрели. Теперь хозяин нашей фирмы господин Герхард приглашает вас отобедать с ним.

Герхард был человек немолодой. Ему давно перевалило за восемьдесят, но выглядел он очень хорошо. В своём почтенном возрасте он сохранил ясность ума и прекрасную физическую форму. Хозяин был полон энергии и планов. Герхард проводил гостей в столовую. Большой стол накрыли только на троих. Среди множества закусок и вин возвышалась хрустальная ваза доверху наполненая фруктами.

– Милости прошу, – сказал Герхард по-русски, приглашая к столу. – Присаживайтесь, кроме нас с вами никого не будет. Я этот приём устроил по-русски, и немцев не приглашал.

– А разве есть различия в приёме по-русски и по-немецки? – спросила Маша.

– Конечно, и очень большие. Если бы я вас принимал по-немецки, то на столе кроме кофе и бутербродов, ничего бы не стояло. Немцы не поняли бы такой расточительности. – Он показал правой рукой на стол. Поэтому здесь только русские, кроме меня, конечно.

– Вы не только хорошо говорите по-русски, но и знаете наши традиции? – удивился Александр.

– Ничего удивительного. Я много лет пробыл в России и работал там. А конкретно в Ленинграде. Московский проспект после войны отстроен вот этими руками. – Герхард покрутил ладонью правой руки. Он уловил взгляд Александра, посмотрел на свою левую руку и добавил: – подарок от Фюрера. Русские спасли мне жизнь. Я в сорок первом в плен попал, и война для меня закончилась. Если бы не русские…

Он подошёл к фотографии, висящей на стене, и продолжил:

– Это наш выпускной класс. В живых остался только я один.

– Наверное, в плену вам не сладко пришлось? – спросила Маша.

– Нет, я не жалуюсь. Конечно, это не дом отдыха, но кормили нас также как и советских солдат. Издевательств никаких не было. Во всяком случае, гораздо лучше, чем на фронте.

Александр, воспитанный на советских фильмах и литературе, с детских лет относился к немцам, как к врагам. Глядя на этого старика, он вдруг проникся к нему сочувствием. Александр понял, что немцы в той страшной войне были такими же жертвами, как и русские.

– Что-то мы нашу встречу с очень грустной ноты начали, – сказал Герхард. – Как вам понравился наш завод?

– У меня нет слов, – сказал Александр, – такого я ещё никогда не видел.

Но восторга в словах Александра не было. Его слова прозвучали скорее печально, чем радостно.

– Понимаю вас, – посочувствовал Герхард. – Вам обидно за свою страну? Я много раз испытывал такое же чувство.

– Да, в нашей стране не лучшие времена, Ей сейчас не до производства.

– Вот именно. Вы решили перейти от диктатуры к демократии, а это удовольствие очень дорогое. Огромную дань вам придётся заплатить. Уж кто-кто, а мы немцы, хорошо это знаем. В сорок пятом году Германия была практически стёрта с лица земли и разбита на два самостоятельных государства. Теперь она объединилась, но всё равно мы не восстановили свою нацию. Берлинская стена теперь проходит внутри каждого немца. Психология восточного немца сильно отличается от западного. Люди разговаривают на одном языке, а понять друг друга не могут. Вас ожидают очень большие потрясения, но вы справитесь с ними, я верю в это.

– Если живыми останемся, – добавила Маша.