Дань кровью

При этих словах князь Лазарь встрепенулся, поднял коня на дыбы. Толпа вздрогнула и поворотилась лицом к господину своему.

— Ты не прав, старец! — мощный голос князя прорезал тишину. — Не умерло еще племя господ сербских. Есть еще сердца храбрые, и будет вождь у народа сербского. Запомни, старец, имя князя Лазаря Хребеляновича, сына Душанова логофета Прибаца!

Часть вторая НАЧАЛО ПРОПАСТИ

То не ветер по полю гуляет,
то не туча черная нависла,
то не волны рьяно океана
бьют в прибрежный камень в дикой злобе —
это расползаются по свету,
пожирая все своею пастью,
черные потомки Осман-хана,
кровью осквернившие Аллаха,
бога злых, коварных и неверных.

То не солнце встало над землею,
не лучи его ласкают сербов —
это огненные стрелы смерти
посылает дьявол на несчастных.
Турки жгут их города и села,
турки топчут пашни и равнины,
отрывают мать они от сына,
угоняют в рабство на чужбину,
сеют смерть, разруху, разоренье.

То не вьюга воет в междугорье,
то не гром бросает с неба вздохи —
это стонет Сербия в печали,
это плачет Сербия от скорби,
провожая в путь последний сербов.
Но слезами горю не поможешь,
лишь в единстве Сербии спасенье.
Есть ли где-нибудь герой бесстрашный,
власть могущий удержать руками?
Есть ли где-нибудь герой всеславный,
чтоб поднялся биться с черной силой?
Где живет народа предводитель,
чтоб повел его на супостатов?
Смогут ли собраться христиане
покарать жестоких иноверцев?
Бог поможет, только бы собрались.

То не чудо к нам с небес спустилось,
не гора то выросла внезапно —
то расправил плечи-великаны
князь светлейший силы непомерной.
Грудь свою он воздухом наполнил
и отчизны сладким ароматом.
Вот воздел глаза свои он к небу —
ждет от Бога он благословенья,
на неверных в бой направить хочет
силу христианскую большую
и тем самым проучить неверных.
Кровь за кровь — такая только плата.

О герой! Да будешь ты бессмертным,
славу петь тебе народам вечно,
только смерть жестокую воспримешь
ты в неравной битве с черной силой.
Ложь, лукавство, хитрость и измена —
это все в характере властелы,
что дрожит лишь за свои владенья.
Благо Сербии для них не больше
блага мелких, жалких их уделов,
гибель Сербии для них не больше
смерти жалкого последнего раба их.
Лишь в согласье Сербии спасенье,
но не все согласье принимают,
и не все хотят того единства
и усобные раздоры продолжают,
братской крови, видно, мало лилось.
Горе, стон и плачи все покрыли,
смеха и веселья больше нету.
И не скоро смех возобновится,
и не скоро солнышко осветит
край забытый, весь покрытый мраком.

Старик низко склонил голову над гуслями, не то от усталости, не то от горя и скорби. Длинные жилистые пальцы его мягко лежали на струнах. Несколько минут царило молчание, а затем старик поднял свои ясные, голубые, как безоблачное небо, очи и грустно обвел всех слушавших его — молодых и старых, мужчин и женщин, бедных и богатых — и громко, печально вздохнул.

1