Чернов был единственный левый в бюро, - но он был ближе связан с ЦК нежели с фракцией. Керенского и Авксентьева усердно разыскивали большевистские ищейки, и они были на нелегальном положении. Руководящую роль во фракции и бюро играли Руднев, избранный председателем, Гендельман, Тимофеев, Фондаминский, Ельяшевич.
Фракция, как и ЦК партии, строили свою стратегию в уверенности, что борьба за Учредительное Собрание и его прерогативы будет длительной и упорной. Допускали и даже предвидели, что его разгонят. Но неведомы были ни день, ни час, ни условия, в которых Учредительное Собрание вынуждено будет прекратить свою деятельность. Поэтому приходилось подготовиться к различным вариантам. Чтобы их разработать, бюро выделило из себя специальную "Комиссию первого дня", как бы главный штаб, который должен был, в меру возможного, предусмотреть пути и средства, как наиболее плодотворно провести первое заседание.
Убеждать и спорить с большевиками в самом заседании представлялось совершенно никчёмным. Важнее провести заседание так, чтобы оно, если бы даже оказалось последним, укрепило позиции для последующей борьбы с большевиками. Опасности подстерегали на каждом шагу. Собрание могло быть распущено до того, как оно будет открыто.
Собрание могло и не открыться за отсутствием установленного кворума в 400 человек: за фактическим отсутствием достаточного числа избранных и зарегистрированных депутатов или вследствие умышленной неявки большевиков и левых эс-эров. Собранию могли не дать "конституироваться" и выбрать свой президиум. Могли Собрание "занять" выборами и убить на это всё заседание. Его могли взорвать и сорвать на любой мелочи: на споре о порядке дня так же легко, как и на личной вспышке отдельного депутата. Собрание могло перестать жить до официального его открытия. Еще хуже было бы, если начавшаяся жизнь оказалась столь краткотечной и бессодержательной, что от нее ничего не осталось бы для будущего - для борьбы с большевиками и устроения России. Всячески оберегая Учредительное Собрание, как десятилетием раньше берегли Вторую Думу, нельзя было упускать из виду цель, ради которой Собрание следовало беречь. Приходилось маневрировать между бесплодным доктринёрством и безыдейным оппортунизмом. Надо было уже первое заседание провести и закончить так, чтобы от него нечто осталось.
План, выработанный "Комиссией первого дня", состоял в том, чтобы не принимать боя с противником на невыгодных позициях - по вопросам слишком специальным, тонким или второстепенным, чуждым или недоступным пониманию широких масс. Бой должен быть принят в таких условиях, чтобы непримиримость обоих начал - демократии под лозунгом "Вся власть Учредительному Собранию!" и так называемой диктатуры пролетариата под лозунгом "Вся власть Советам!" проступала возможно отчетливее и резче: чтобы не только в истории, но и в народном сознании, чувствах и воспоминаниях осталась нерушимой связь Учредительного Собрания с народными чаяниями.
Особенно крестьяне настаивали во фракции на том, что одно декларативное выражение задач Учредительного Собрания их не устраивает - недостаточно и непонятно массам. Необходимо наглядно, в форме закона, показать, чего добивается и что предполагает осуществить Учредительное Собрание. Крестьяне требовали выдвинуть в первую очередь законопроект о земле, дабы в случае, если придется разъехаться по домам, они могли бы показать избирателям, чего домогалось Учредительное Собрание и что не дали ему осуществить большевики.
В общих чертах наш план был тот же, что у Первой Думы, распущенной по выигрышному, для закрепления в народном сознании идеи народоправства, земельному вопросу. Разница - и не в пользу Учредительного Собрания - была в том, что Первая Дума, отбивавшаяся, но тоже не отбившаяся, от натиска справа, всё-таки уже существовала 72 дня, сконструировалась и начала действовать, тогда как Учредительное Собрание, желая стать всем, не обладало против своих врагов слева ничем - даже тем, чем располагала Первая Дума. Первая Дума по преимуществу оборонялась, тогда как Учредительному Собранию предстояло вместе с обороной идти штурмом - быть одновременно и знаменем и знаменосцем.
Пред "Комиссией первого дня "встал вопрос, кого наметить председателем и секретарем Учредительного Собрания. Не знаю, каковы были возражения против моей кандидатуры в секретари, если они были. Моя кандидатура обсуждалась, конечно, в моем отсутствии, и представлялась естественной после того, как я благополучно отбыл стаж секретаря Предпарламента. Кандидатура в председатели В. М. Чернова была одобрена после длительного обсуждения, многих возражений и колебаний, - по необходимости, за отсутствием лучшей, без всякого воодушевления.