Дань псам. Том 1

– Ну да. Впрочем, все равно салаги. Мы заметили их дыхание с того конца улицы, Худ их побери. Когда те пьянчуги прошли, они замерли: стало быть, поджидали кого-то другого…

– Верно, нас. Я к тому и клоню.

– Может, поспешим? – отчего-то тревожным голосом предложил Перл.

Мураш подергал ус и кивнул.

– Сотвори еще разок ту иллюзию. Шагов на десять впереди.

– Полегче, сержант…

– Какой я тебе сержант? Все уже.

– Да? Тогда какого Худа раскомандовался?

Хватка была вне себя от злости, когда вышла к корчме. Остановившись, она огляделась. Кто-то стоял на обочине через дорогу от двери, прячась в тенях. Капюшон надвинут, руки под плащом.

Хватка двинулась в сторону незнакомца.

Он заметил малазанку, когда между ними осталось десять шагов. Под плащом что-то зашевелилось – ясно, напрягся. Из-за угла вывалилась компания гуляк, и, пока они прошли, Хватка сумела преодолеть оставшееся расстояние.

Неизвестно, чего ждал незнакомец – может, ругани или расспросов, – но к мощному пинку промеж ног явно был не готов. Пока он медленно оседал на землю, Хватка подошла вплотную и приложила его кулаком по затылку, ускоряя падение. Мужчина с противным хрустом ткнулся лбом в брусчатку. Тело начали бить судороги.

Рядом остановился прохожий, вгляделся в того, кто корчится на земле.

– А тебе чего надо? – рявкнула Хватка.

Прохожий удивленно вскинул голову, пожал плечами.

– Ничего, красавица. Правильно ты его, нашел где отираться. Будешь моей женой?

– Пшел прочь.

Тот двинулся дальше, распинаясь о безответной любви. Хватка оглянулась, не выскочит ли кто-то еще из темноты. Никого не было – наверное, проглядела. Или, что вероятнее, за происходящим следили с крыши, вне досягаемости.

Мужчина наконец перестал дергаться.

Хватка направилась ко входу в корчму.

Едва она сделала шаг, как ее окликнули. Обернувшись, Хватка увидела спешащих к ней Мураша с Перлом, у каждого в руках по кувшину сольтанского. Мураш выглядел напряженным. Перл отстал на полшага – его внимание привлекло бездыханное тело на обочине. Какой-то беспризорник-гадробиец уже обшаривал карманы покойника в поисках ценностей.

– Сюда, оба! – рявкнула Хватка. – И держите ухо востро!

– Сходили, понимаешь, за покупками, – проворчал Мураш. – Как почуяли засаду, почти всю обратную дорогу шли под иллюзией…

Бросив еще один взгляд на улицу, Хватка бесцеремонно подтолкнула обоих к двери.

– Не здесь, кретины!

До чего паршивая ночка, с ума сойти! Так вышла из себя, что отшила единственного приличного жениха за двадцать лет.

Дымка заняла позицию прямо возле двери, за столиком – как обычно делала, когда чуяла неприятности. Подобно дыму, она растворилась в тени, только выставила вперед ногу, чтобы неосторожно вошедшие спотыкались об нее.

Шагнув внутрь, Хватка хорошенько пнула по вытянутой ноге.

– Ай! Лодыжка же!

Хватка уронила сверток с лепешками на колени Дымке. Та охнула.

Мимо протиснулись Мураш с Перлом.

– Тоже мне охранничек, – фыркнул бывший сержант. – Только и может, что «ай» да «ох».

Дымке уже было не до него – она разворачивала лепешки.

– А ты слыхала, – крикнула Хватка, устраиваясь за барной стойкой, – ведьмы-рхиви плюют на сковороду, прежде чем кинуть на нее тесто? Какой-то древний ритуал обращения к духам…

– Да нет же, – перебила Дымка, заворачивая упаковку обратно. – Это для проверки. Если зашипит, значит, сковорода достаточно нагрелась.

– Ну да, ну да, – пробормотал Перл.

Хватка скривилась, затем кивнула.

– Ладно, собираемся в кабинете – все. Дымка, разыщи Молотка.

– Не вовремя, – откликнулась та.

– Почему?

– Штырь отправился в паломничество.

– Значит, повезло.

Дымка осторожно поднялась и спросила, жуя лепешку:

– Дукера звать?

– Попробуй, – сказала Хватка, подумав. – Если он захочет.

Дымка покосилась на нее.

– Ты что, кого-то сегодня убила?

Ответом было красноречивое молчание. Хватка с подозрением оглядела горстку посетителей: они уже не держались на ногах от выпитого, поэтому не смогли покинуть корчму с двенадцатым колоколом, как полагалось. Ни одного постороннего, только завсегдатаи. Сойдет. Махнув рукой остальным, Хватка направилась к лестнице.

В дальнем конце зала прокля́тый бард заунывно тянул какой-то малопонятный пассаж из «Аномандариса», но его никто не слушал.

Их триумвират считал себя новым поколением Правящего совета Даруджистана. Шардан Лим – самый стройный и высокий из троицы. У него обветренное лицо, выцветшие голубые глаза, крючковатый нос и безгубый рот, вечно опущенный, словно в нем заключено непреодолимое презрение ко всему миру. Левое запястье чуть ли не вдвое мощнее правого и иссечено шрамами, гордо выставленными напоказ. Он смотрел на Вазу так, будто ему не терпелось спросить у мужа, когда же наконец придет его очередь ей пользоваться. Этот взгляд лежал на горле ледяной хозяйской хваткой. Мгновение – и он с тенью усмешки отводит глаза, тянется за кубком, оставленным на каминной полке.