И они отправились на запад вдоль тракта. Еще два дня, сказал торговец, повстречавшийся им утром. Проедете мимо Сарна и безымянного озерка, и дальше будет Бастион – город у внутреннего моря, настолько соленого, что ни моряк, ни рыбак там не утонет, а из живности можно выловить лишь огромных угрей с волчьими челюстями. Еще поколение назад такого количества соли там не было, но миру свойственно меняться, аминь.
А в Бастионе их ожидал Мерзостный храм Сейманкелика.
Итак, два дня до встречи с Умирающим богом, у которого предстоит отвоевать Чикову душу. Нимандр сомневался, что жрецы будут просто молча наблюдать за этим.
Поравнявшись с повозкой, Нимандр заговорил со стариком.
– Сударь, если вы направляетесь в Бастион, то наше общество не самый удачный выбор.
– Почему бы это, – отозвался тот бесцветным голосом даже без намека на вопрос.
– Боюсь, не смогу толком объяснить. Просто поверьте мне на слово.
Старик снял свой меч и положил его между собой и Чиком, затем улегся поудобнее, сплел пальцы за головой и закрыл глаза.
– Разбуди, когда будете есть.
Нимандр пристально рассматривал оружие: потертая рукоять, выщербленное яблоко, рассохшиеся деревянные ножны…
Мрачные сказания, легенды о войнах между богами – этот худощавый старик точно явился оттуда.
Нимандр подобрал поводья.
– Хорошо, незнакомец.
Он послал кобылу рысцой и, проезжая мимо Клещика, встретился с братом взглядом. От обычной насмешки там не было и следа – только тоска и обреченность.
Да и над чем тут, собственно, смеяться.
Что ж, тогда вперед, в Бастион.
Долина лежала за несколькими кряжами – водоразделами из прошлого, когда река была шире и несла бурные ледяные потоки с умирающих ледников и горных озер. Ныне от нее осталась лишь узкая извилистая промоина на дне долины, теряющаяся среди тополей. С самой высокой гряды Путник смотрел на следующий ярус, где стояли с полдюжины юрт, цветом сливающиеся с плоскогорьем. Среди них ходили люди в дубленой коже и шкурах, а еще несколько собак – те, навострив уши и задрав носы, подошли к окраине лагеря, однако не залаяли.
Чуть ниже пасся табун степных лошадей. Таких Путник раньше не видал: приземистые, мускулистые, шерсть цвета охры, на ляжках бурая, а хвосты и гривы почти черные.
На дне долины, чуть правее, в тополиной роще, сгрудились стервятники и клевали мертвую плоть. Там же паслись еще лошади, но уже более привычного вида и оседланные.
К подножию кряжа направились двое, Путник стал спускаться к ним. Псы, сопровождавшие его, утром ушли – охотиться или насовсем, он не знал.
Лица у встречающих были смуглые от солнца, глаза гнездились в узких щелках под тяжелыми веками. Чернильно-черные волосы собраны в хвосты, и в них вплетены белые цветы – довольно красиво. На расшитых бисером поясах висят длинные и узкие кривые ножи; металл черный, только сверкают заточенные лезвия. Одежда отменной выделки прошита красными нитками из кишок и украшена бронзовыми заклепками.
Старший, стоявший справа, воздел руки к небу ладонями наружу.
– Приветствуем тебя, хозяин волков-лошадей, – произнес он на архаичном дару. – Не убивай нас. Не насилуй наших женщин. Не воруй наших детей. Не приноси нам болезней. Не отбирай у нас наших каменных лошадей г'атендов, немых собак, пищу и дома, оружие и орудия. Ешь, чем мы тебя накормим. Пей, чем напоим. Кури, что предложим. Благодари нас за все это. Если ночью к тебе придет женщина, поделись с ней своим семенем. Если увидишь вредителей, убей их. Целуй страстно, ласкай нежно, делись с нами мудростью прожитых лет, но не их горечью. Не суди нас и не судим будешь. Не проявляй ненависти и страха, и мы не станем тебя ненавидеть и страшиться. Не зови своих волков-лошадей к нам в лагерь, иначе они всё здесь сожрут. Милости просим, странник, заходи, и мы расскажем и покажем тебе наши дела. Мы – киндару, хранители каменных лошадей, последний клан на всей Лама Тат'Андат. Мы оставили в округе только травы, чтобы деревья не закрывали собой небо. Будь нашим гостем. Тебе нужно помыться.
Ответить на такое приветствие Путнику было нечем, поэтому он просто стоял, не зная, смеяться ему или плакать.
Тот, что помоложе – на вид немного за двадцать, – криво улыбнулся и сказал:
– С каждым новым гостем мы дополняем свое приветствие. В нем заключен наш опыт, часто печальный и неприятный. Коли ты замыслил недоброе, то прислушайся к этим словам и иди своей дорогой. Конечно, если ты вздумаешь обмануть наше доверие, то помешать тебе мы не сможем. Мы хитрить не умеем.
Путник скептически хмыкнул.
– Все хитрят.
Выражение досады на их лицах было такое одинаковое, какое может быть только у отца и сына.
– Да, верно, – сказал сын. – Если бы мы увидели, что ты собираешься нанести удар в спину, мы, конечно же, постарались бы успеть раньше.
– И это правда последний лагерь?