Дань псам

Создание из слов хрипит

Кусает режет и отскакивает прочь
Кровавый ливень заслонил
Безоблачное небо
Ужасно откровенье зла
К чему носить доспехи
Когда слова в любую влезут щель?
Бог, обещавший многое, хохочет
Не время и не место
Жертвам
Он их не приемлет
Он смеется нагло
Бежит, как дезертир
Пускай к отходу путь
Загроможден телами павших
Мрачною стеной
Ты знал, что этому бывать
Не удивляешься
Охотно принимаешь
Чужих страданий кубок
Полный до краев
Намного лучше, чем ты ожидал
Гораздо слаще, чем обычное вино
Сны дурака
Ну что ж, готовься к драке
Несносною дворнягой атакуй
Предел моей души
На середину улицы беги
Скаль зубы и вертись, кусая копья
Алчущие крови
Пронзающие плоть со всех сторон
А я не замараю
Чистых рук.

«Хищные слова», Бразос из Черного Коралла

Глава 1

О хрупкий город! Чужаки приходят,

Чтоб в щели спрятаться и затаиться.
О синий город! Где друзья? — за морем!
Привычней криков счастья стали стоны.
Невенчанный! Ты полон воробьями,
Паучьи сети оплели балконы.
Град обреченный! Ночь ползет неслышно,
Не спит История, готовясь завершиться.

«Хрупкий город», Рыбак Кел Тат

Она одиноко стоит на балконе, окруженная городом голубого огня. Тьма — нежеланная гостья на первой ночи Празднества Геддероны, и тьму отогнали. Улицы Даруджистана заполнены толпами, люди весело бесчинствуют, провожая конец одного года и встречая год новый. Сырой ночной воздух заполнен разнообразными запахами.

Внизу идут пиры. Показывают себя юноши и девушки из достойных семей. Столы ломятся от экзотических блюд, дамы разодеты в шелка, повсюду расставлены мужчины и женщины в претенциозных расшитых золотом мундирах — лишенный армии город создал массу частных ополчений, каждый аристократ присвоил себе какое-либо пышное воинское звание.

Ни на одном из пиров, которые она посетила — под руку с мужем — не встретился ей настоящий офицер Городской Стражи или настоящий солдат в пыльном плаще, в начищенных, но потрескавшихся сапогах, с ножнами из простой кожи, в которые вложен потемневший от времени меч. Однако многие из встреченных бездельников носили на пухлых руках обручи и браслеты наподобие тех, что носят солдаты Малазанской Армии — солдаты, которыми еще недавно матери пугали непослушных детей. «Малазане, сорванец! Ползут в ночи, чтобы украсть глупых детишек! Сделают тебя рабом страшной Императрицы! О да! Они уже в городе!»

Но их обручи сделаны вовсе не из дешевой бронзы или почерневшего серебра, украшены не малазанскими узорами и знаками воинских рангов, непонятными словно руны на предметах древних культов, которые попадаются в лавках антикваров. О нет, они выкованы из золота, унизаны сапфирами или цветным стеклом — сине-голубых оттенков, в подражание голубому огню, прославившему город. Синий и голубой — цвета тех, кто совершил великие и славные подвиги во имя Даруджистана.

И ее пальцы недавно касались такого обруча на руке мужа — хотя под ним действительно вздувались твердые мышцы; и столь же твердым, презрительным взором он обводил группки аристократов в гудящем зале. После вхождения в Совет в его взоре появилась властность, а вот презрение читалось в нем уже давно, хотя после недавних побед и достижений он стал спесив выше всякой меры.

Они величаво шествовали сквозь толпу даруджей, принимая поздравления и знаки уважения; после каждого поклона лицо мужа становилось еще суровее, мускулы напрягались, белела лежащая на эфесе меча рука. Пальцы другой руки теребили богатую перевязь, украшенную по последней моде дуэлянтов. О, его признали равным всем им; он даже стал выше многих. Но это не значило, что торжествующий Горлас Видикас обязан их любить. Чем сильнее они подхалимничают, тем быстрее растет его презрение. Жена подозревала, что мужчины вроде ее мужа больше всего не переносят светские приличия. Почему нельзя зарубить неприятного человека на месте?!