Сидящий за столом человек был одет в форму Китайской Народно-освободительной армии. Полковник. Видимо, тот самый Чен-Куен, о котором упомянул Сен-Клер.
Глаза в уголках немного тянулись вверх: проницательные, умные. Пышущее здоровьем бронзовое лицо. Великолепно слепленные, усмехающиеся губы. Полковник развернул газету и поднял ее так, чтобы я мог прочитать. Отпечатанный в Лондоне выпуск "Дэйли экспресс" пятидневной давности. "Англичанин, герой войны, погибает во Вьетнаме". Заголовок первой страницы.
Я сказал:
- Видимо, ничего другого в тот день не нашлось.
Английский, на котором заговорил китаец, был идеален:
- Вот уж не думаю. Все они напечатали статью, даже "Таймс". - Он показал мне газету. - Им удалось выудить интервью у вашего деда. Вот, здесь говорится, что генерал был потрясен утратой, но держался с достоинством.
Я громко расхохотался, и полковник мрачно произнес:
- Правильно, мне самому показалось странным, что человек, настолько вас ненавидящий, говорил подобные вещи. А ненавидел он вас патологически. Интересно - за что?
Столь верное замечание, такая проницательность заставила кровь похолодеть у меня в жилах, но я постарался нанести ответный удар.
- Кто вы, черт побери, такой - гипнотизер? Ясновидящий?
Полковник поднял папку.
- Вот здесь находится Эллис Джексон - с рождения до смерти. Здесь все. Можем как-нибудь поболтать об Итоне. Концепция данной школы меня приводила в восхищение. Конечно же, история в Сэндхерсте - большая трагедия. Вы уцепились за грязный конец палки. - Он тяжело вздохнул, словно принял все со мной происшедшее близко к сердцу. - Когда я был совсем юн и учился в Лондонском университете, то наткнулся на роман Уиды, в котором герой опальный офицер Гвардии - вступает в ряды Французского Иностранного легиона. Так что - все остается, как и раньше. Ничто не меняется.
- Точно, - согласился я. - Я здесь для того, чтобы восстановить семейную честь.
- Несмотря на то, что сама идея пойти в армию вам глубоко противна. Как и все, что относится к военным. А может, вы просто деда ненавидите?
- Теоретически все правильно, - кивнул я. - Но, с другой стороны, я не встречал ни одного человека, кто бы отозвался о нем мало-мальски хорошо.
Меня потрясло, когда он улыбнулся и в глазах появилось выражение глубокого удовлетворения. Я уже начал говорить с ним о себе. Похоже, он понял, о чем я подумал, потому что нажал на кнопку и встал.
- Генерал Сен-Клер успел с вами поговорить, не так ли?
- Так точно.
- Удивительный человек, одаренный во многих отношениях, но очень упрямый. Можете посидеть пока в его камере.
- Рядовой с генералом? Ему это может не понравиться.
- Дорогой мой Эллис, наша общественная философия не делает различий между людьми. Это он должен понять. Так же, как и ты.
"Эллис". - Я почувствовал себя страшно неуютно, когда меня внезапно назвали по имени. Для подобной обстановки чересчур интимно, но тут уж ничего поделать я не мог. Дверь отворилась, и на пороге появился молоденький офицерик.
Чен-Куен дружелюбно улыбнулся и положил руку мне на плечо:
- Выспись, Эллис, хорошенько выспись, а потом мы поговорим.
Что там о нем говорил Сен-Клер? "Самый замечательный парень из всех, что ты встречал"? Он был как отец, которого я никогда не знал, поэтому в горле у меня пересохло. Слишком глубоко он копает, так глубоко, что я не знаю, где будет дно, - я развернулся и стремительно вышел из кабинета.
* * *
Во время путешествия в Тай Сон мы дважды останавливались на ночевки в горных деревушках. Меня усаживали на площадку, с веревкой на горле, в качестве примера милостивого обращения с собаками-наемниками, убийцами женщин и детей.
Я чуть со страху не помер, когда крестьяне, воя, словно цепные псы, рвались ко мне, требуя моей крови, и каждый раз офицер, солдат Мао и дядюшки Хо Ши Мина, в последнюю секунду отгонял всех. Я должен был выжить, чтобы понять ошибочность моей прежней жизни. Я был типичным продуктом капиталистическо-империалистического уклада жизни. Мне следовало помогать. Простенькая бихевиористическая философия. Метод кнута и пряника - чтобы дезориентировать человека в полном смысле этого слова.
Примерно то же самое я почувствовал, выходя из кабинета полковника Чен-Куена. Меня провели через лагерь к домику, в котором находилась амбулатория.
Офицер оставил со мной единственного охранника. Через какое-то время появился врач - маленькая сухонькая женщина в идеальном, без единого пятнышка, белом халате, очках в стальной оправе, с лицом с туго натянутой кожей и самым маленьким из всех, что мне довелось видеть, ртом. Она мне моментально напомнила домохозяйку моего деда - крошечную, постоянно куксящуюся шотландку из лолендов, неспособную простить Джона Нокса и поэтому ненавидящую всех особей мужеского пола. Я почуял запах касторки - за столько лет впервые! - и невольно содрогнулся.
Врач села за стол, дверь снова отворилась, и появилась другая женщина. Абсолютно другой тип. Эта была из тех, чья чувственность столь вызывающа, что ни свободная жакетка, ни юбка ее униформы, ни высокие кожаные ботинки не могли ее скрыть.