Дана и Бродяга (СИ)

— Здешние кочевые племена никогда не воевали. Я имею в виду, до той войны. Потому нет понятия «вождь». Погонщик — тот кто выбирает маршрут движения, и кому принадлежит последнее слово на торгу. И все. Это люди нашего мира научили их сначала защищаться, потом убивать. Изначально Народов на Руте было несколько. Кхорби — кочевники и торговцы. Мхентхи — жители оазисов. Именно их товары и перевозили кхорби. Сейчас эту функцию частично выполняют фермы и поселки колонистов. Был еще Народ Тхаати, они населяли побережье. Погибла уникальная культура…

— Бродяга. Эти знания тоже из чужой памяти?

— Да. И язык. Гнедин в юности много времени проводил в кочевьях. Был почти своим в некоторых кланах.

Вскоре вернулся погонщик в компании двух сородичей.

— Они пойдут с вами, — просто сообщил он.

Джет открыл рот, чтобы поблагодарить, Но Меас приподнял ладони, показывая, что сказал еще не все.

— Когда побываете там, возвращайтесь в город. Но если… опоздаете, или обстоятельства сложатся не в вашу пользу, идите в лагерь Саат-саа. Мне почему-то кажется, что вы ему понравитесь.

Отправились сразу же. Джет не говорил об этом вслух, но чем больше он узнавал, тем мрачней казались перспективы. Для Бродяги все просто: он помыслить не может остановиться, когда хозяйка в беде. А вот он, Джет Дага, наблюдатель центра Тордоса, мог ведь так ничего и не узнать. И, может статься, на следующей неделе на рассвете проснулся бы оттого, что к его горлу кто-то приставил холодный нож, или острое копье, или пистолет…

Дана очнулась от скрежета засова. Подняла голову на звук.

Вошел давешний Стефан, поставил под осветитель кружку с питьем. Рядом положил какой-то брикет в яркой упаковке. Оглянулся в поисках пленницы, увидел, кивнул.

— Не спишь? — спросил громогласно, — и правильно делаешь, что не спишь. Мне тоже что-то не спится.

Дана демонстративно отвернулась к стене. Добраться до распахнутой двери и при этом разминуться с бандитом не представлялось возможным.

На рассвете прибыли еще машины. Снова кто-то громко разговаривал на улице, даже ругался. Дана слышала все это сквозь дрему, но специально не пыталась разобрать, о чем идет речь. Ей было паршиво. Даже к принесенной еде притрагиваться не хотелось.

Еще спустя какое-то время, возле двери ее камеры остановились несколько человек.

— А сюда, деточки, нельзя, — послышался голос Стефана.

— Да ладно, мы только посмотреть, — молодой наглый голос.

— Одним глазком, — еще один молодой голос. — Очень хочется посмотреть…

— Сказано, нельзя!

— Но если очень хочется, Стэф, а?

— Чего тебе хочется? Ляг, поспи…

— Посмотреть! — третий голос. Гласные тянутся, словно человек пьян или под кайфом. Или просто глумится? — Ну, может быть, еще потрогать… а что, хорошенькая шлюшка?

— Вы бы, дети, шли отсюда. От греха. Эта дамочка нужна Хейну.

— А мы никому не скажем, а, ребята? Ну, должны же мы отдохнуть после долгого трудового дня!

Дана поднялась на ноги и еще раз оглядела место своего заключения. Сейчас-то руки у нее свободны. И это — большой просчет со стороны бандитов. Те времена, когда в подобной ситуации ей оставалось тихонько сидеть и ждать своей судьбы, давно в прошлом. Сколько их там? Судя по голосам, трое. Трое, это ничего…

Неловкое движение, и кружка с водой опрокинулась на бок. Дана расстроилась: возможно, другую такую кружку ей больше не принесут… стоп! А что это приклеено к донцу?

Всего лишь клочок бумаги, на котором графитным карандашом нацарапано: «во время переброски. Красные скалы».

Она поспешно оторвала бумажину от кружки, порвала, а обрывки сунула в куль с ветошью. Там-то их точно никто не найдет. О содержании можно было только гадать. Хотя, что тут гадать, и так ясно: или кто-то ей хочет помочь, или это провокация.

Невесело улыбнулась: в такой ситуации, безусловно, придется быть оптимисткой. Потому что терять все равно нечего.

Из коридора послышалась какая-то возня, несколько глухих ударов. Потом дверь с хлопком открылась. Дана примерно догадывалась, что увидит.

Действительно трое. Двое — совсем юнцы, один постарше. Сильные молодые особи, перехватившие какой-то дури. Сейчас им море по колено, и хочется веселья.

Облизнула пересохшие губы.

— А ничо так, — заметил один из юнцов. Это у него слова тянулись, как теплая жвачка.

— Эй, там, не бойся, не обидим! — хохотнул тот, что старше. И шагнул вперед.

Дана отступила, давая себе простор для маневра.

Сказала тихо:

— Уходите… я же… я же не хочу никого калечить…

Но парни не видели, что боится она того, что сама может сотворить, ударившись в панику, а вовсе не их.

Тот, что шагнул вперед, вознамерился сгрести Дану за куртку. И сам не понял, как оказался лежащим на полу, с рукой, вывернутой так, что невозможно пошевелиться. Остальные тоже не сразу поняли. Только после того, как их приятель взвыл от боли.

Дана посмотрела на противников шальными глазами, голос ее прозвучал нетвердо:

— Я же просила… уходите, а?

В просвете между двумя фигурами виднелся коридор. Там на полу сидел Стефан, зажимая пальцами колотую рану в животе. Из-под пальцев текла кровь.