Данбар

– Есть ли на свете какая-либо причина, по которой человек может покинуть сей печально знаменитый уголок красоты, – завопил Питер трагическим тремоло, – сей райский вертоград натуральных транквилизаторов, сию долину, по которой струится млеко человеческой доброты, точно шелковая река, врачуя взбаламученные души вашей состоятельной клиентуры?

– Хм, – пробормотала сестра Робертс. – За вами нужен глаз да глаз.

– Здесь, в замке Медоумид, – заявил Питер, обратившись в строгого коменданта-немца, – мы довели режим безопасности до девяноста девяти и девяти десятых процента. А почему не до ста процентов ровно? По одной-единственной причине – потому, ребята, что вы вытолкали одного из надзирающих офицеров за окно, и он всю ночь просидел снаружи и отморозил себе пальчик!

– Довольно молоть чепуху! – отрезала сестра Робертс. – А что эта ваза делает на полу? Сестра Малдун, верните ее на место. А затем, будьте любезны, проводите мистера Уокера обратно в его палату. Мистеру Данбару требуется дневной отдых. Пора попрощаться и оставить его в покое!

– До скорого, приятель! – бросил Джон Уэйн, подмигнув Данбару на прощанье.

Данбар несколько раз зажмурился в ответ, давая понять, что все понял.

Оставшись наедине с Данбаром, сестра Робертс покатила тележку с лекарствами в спальню.

– Я считаю, что мистер Уокер оказывает на вас дурное влияние, – изрекла она. – Он заставляет вас нервничать!

– Да, – смиренно согласился Данбар. – Вы правы, сестра. Он немного навязчив. Иногда он меня пугает.

– Это неудивительно, дорогой! Сказать по правде, мне никогда не нравилось его шоу «Многоликий Питер Уокер» – я всегда сразу переключала канал. А вот Дэнни Кея[3] могла смотреть хоть каждый день! Это была куда более невинная эпоха. Или Дика Эмери[4] – о, он меня так смешил! – Сестра Робертс ловко взбила подушки для Данбара, пока он сидел на краю кровати – ни дать ни взять, сонный старик.

– Пора нам принимать наше дневное лекарство! – Сестра Робертс выбрала два пузырька и взяла пластиковую чашку из столбика в углу тележки. – Вот тут у нас чудесные таблеточки – зеленая и коричневая, от которых нам будет тепло и приятно, – объяснила она нарочито простым языком, чтобы старый добрый Данбар смог ее понять, – а потом мы примем большую белую, которая избавит нас от бредовых идей, будто наши дочки нас разлюбили, хотя они платят за наше пребывание в чудесном санатории Медоумид, где мы находимся на заслуженном отдыхе после того, как мы много лет были очень-очень занятым и очень-очень важным человеком!

– Я знаю, что они меня любят, правда, – пробормотал Данбар, беря в руки чашечку с таблетками, – но у меня в голове что-то все перепуталось.

– Ну конечно! – закивала сестра Робертс. – Поэтому вы и здесь, дорогой! Мы вам поможем!

– У меня есть другая дочь… – начал Данбар.

– Другая дочь? – переспросила сестра Робертс. – Ох, дорогой, мне нужно будет обсудить с доктором Харрисом вашу дозировку.

Данбар сунул таблетки в рот и глотнул воды из стакана, который ему заботливо подала сестра Робертс. Одарив ее благодарной улыбкой, старик прилег на кровать и, ни слова не говоря, закрыл глаза.

– Поспите-поспите! – промурлыкала сестра Робертс, выкатывая тележку из спальни. – Сладких снов!

Услышав, что дверь затворилась, Данбар тотчас открыл глаза. Он сел и выплюнул таблетки на ладонь, потом рывком поднялся с кровати и побрел обратно в гостиную.

– Чудовища, – пробурчал он, – стервятники, терзающие мое сердце и внутренности. – И он представил себе вздыбившиеся перья на головах стервятников, все в крови и ошметках мяса. Коварные, распутные стервы, совратившие его личного терапевта – врача, поставленного следить за состоянием организма Данбара, уполномоченного брать кровь и мочу Данбара на анализ, проверять его на рак простаты и просвечивать его нежную носоглотку, но не стоит и думать об этом, не стоит думать об этом… Совратив его личного терапевта и превратив в своего очень личного гинеколога, своего сутенера, трахаля, пенисоглавого змея!

Трясущимися пальцами он затолкал таблетки в узкое горлышко вазы.

– Думаете, вы сможете оскопить меня своими химикатами, а? – продолжал Данбар. – Ну, тогда берегитесь, мои милые сучки, я возвращаюсь. Думаете, со мной покончено? Но я вам отомщу! Я… пока не знаю, что сделаю с вами… но я…

Слова еще не оформились, решение еще не пришло, но ярость продолжала клокотать в его душе, пока он не зарычал как волк, изготовившийся к прыжку, и это был глухой, медленно нарастающий рык пленника. Он занес вазу над головой, вознамерившись швырнуть ее в свое тюремное окно, но вдруг замер, не в силах ни разбить ее, ни поставить на стол, и его решимость действовать вдруг стала жертвой сшибки между всесилием и бессилием, обездвижившей его тело и душу.

2

– Но почему ты не хочешь сказать мне, где он? – спросила Флоренс. – Он же и мой отец!