Данэя (СИ)

Потом с нетерпением ждали рассвет, чтобы продолжить поиски. Дан, включив фонарь поярче, осматривал террасу. Почти отвесные склоны с трех сторон, обрыв на краю четвертой. Влажные камни.

– Лал! Ты на Земле когда-нибудь ночевал в горах?

– Приходилось.

– Я – только пару раз. Кроме нашего домика.

– Я побольше. А тихо как! Но в случае чего – надо сразу пускать вертолет в сторону от горы.

– Может быть камнепад?

– Не похоже. Не вижу следов. Но – всё-таки!

– Найдем выход трубы, осмотрим тут как следует – и можно сажать крейсер.

– Я думаю, выход под скалой слева. Она явно нависает над водой.

– Меня ещё интересует, что питает озеро?

– По-моему, ночной конденсат с гор: ручейки текут оттуда. Давай немного разомнемся.

Они дошли до обрыва.

– Как её потом назовут? – задумчиво спросил Лал.

– Кто знает. Интересней, когда её удастся заселить. Пока она выглядит довольно угрюмо.

– Небо, смотри, проясняется.

Засверкали звезды, горы причудливо осветились сразу светом двух лун. Удалось увидеть, как яркая звездочка снова прочертила небо. Эя! Но обменяться сигналами невозможно без аппаратов связи на катерах.

– О чем она сейчас там думает?

– Наверно, беспокоится, что долго нет сигнала от нас.

– Обменяемся утром.

– Может быть, немного завидует нам. Дан, как ты думаешь – она уже решилась?

– Трудно понять. Была так усердна.

– Тем не менее: решилась ли она окончательно?

– Должна, я считаю.

– Но когда?

– Торопишься?

– Тебя это удивляет? Не знаю почему, последнее время мое привычное терпение изменяет мне. Так хочется увидеть, как она будет держать на руках своего ребенка.

– Нашего.

– Нашего, м-да... Дан! Я, знаешь, что хотел тебя спросить?

– Что?

– Будешь ли ты задавать себе вопрос – чей он: твой или мой?

– Да какая разница?

– Понимаешь, существовало понятие – голос крови: когда ты знаешь, что ты – а не кто другой – отец ребенка. Вдруг это будет беспокоить тебя?

– Не думаю.

– Ты разве можешь ручаться?

– Откуда я могу знать? Но даже если и будет, так что? Разве я не способен владеть собой?

– Не знаю, будет ли от этого лучше. Понимаешь: ребенок должен иметь определенного отца. И им должен быть ты.

– Почему я – не ты?!

– Я поставил эту цель.

– Что ты предлагаешь?

– Чтобы близость между Эей и мной прекратилась.

– Но ты же живой человек. Двадцать лет без женской ласки?

– Для меня это не столь важно: главное цель! Вытерплю. А нет... Существовали же когда-то резиновые куклы.

– Это уж слишком неожиданно. Я совершенно не готов что-либо ответить. Давай поговорим о чем-то другом.

– Но ты подумай об этом, ладно?

– Да. – И они надолго замолчали.

Лал прервал тишину:

– Дан, знаешь, я до сих пор не могу отделаться от впечатления твоего рассказа – о той гурии, Ромашке. Какой потрясающий материал!

– Материал? Не понимаю.

– Да: для книги.

– О ней?

– Не только: о нашей эпохе. Большой роман. Он начал у меня складываться, когда я вел беседы с вами. Ты разрешишь использовать твою историю?

– Конечно.

– Гурия, неполноценная, окровавленными, изрезанными руками держит на своей груди голову спасённого ею человека, чье открытие перевернёт мир, и плачет от жалости к нему. Не думая, что, может быть, сама настолько обезображена, что уже больше не годится для своего дела – и тогда больше жить ей не придется. Ей жалко “миленького”! Пусть прочтут, пусть знают: неполноценные – люди!

– Твоя книга будет кстати: само же это не исчезнет. Кому-то всегда будет казаться удобным: нам ещё предстоит очень нелегкая борьба. Её необходимо успеть написать здесь.

– Она будет очень велика по объему.

– Всё равно, успеешь. Мы включим её в свою программу – как и рождение ребенка. Только…

– Сменить имена?

– Да – желательно.

– Я назову тебя другим древним именем.

– Разве у меня древнее имя?

– Да: библейское. Дан был одним из двенадцати сынов патриарха Яакова, внука Авраама. У Яакова было две жены: Лия и Рахиль. Он любил Рахиль, но в отличие от не любимой им Лии она долго не могла родить. Тогда Рахиль дала мужу свою рабыню Валлу, и та родила Дана, который считался сыном не её, а Рахили. Богатырь Самсон был его потомком.

– Вот оно что!

Они снова замолчали, и опять Лал нарушил молчание:

– А знаешь, Дан: сейчас, когда я оглядываюсь назад, начинаю всё больше приходить к выводу, что наша эпоха, всё-таки, не была только плохой. Ведь когда-то надо было навести порядок, довести всё до нужного уровня. Без этого же трудно в дальнейшем ждать быстрых результатов даже от крупных открытий.

– Мне это уже тоже приходило в голову. Взять хотя бы то, что такую экспедицию удалось подготовить всего за десять лет. Без полнейшей отлаженности всех звеньев, совершенства всех без исключения элементов: нет, ничего бы так быстро не получилось.

– Были ли особые причины воспринимать задержку научного прогресса как глубочайшую трагедию? Не одно ли тщеславие поколений, не желавших в строе памятников в Мемориале уступить предкам, вызвало эту всеобщую депрессию? Прогресс, прогресс, научный прогресс – любой ценой: как всеобщая жизненная цель – явно понятая недостаточно правильно. И как результат – возврат к дичайшему подобию рабства.

– Пиши свою книгу – чтобы поняли все.