Радуга. Радуга. Само слово чем-то тревожило, что-то будило – давнее, смутное, почти начисто забытое. И внезапно вспомнила: “Радуга”, повесть о войне. Второй мировой. Она прочитала ее еще в гимназии, вне программы.
... Украинское село, захваченное немецкими войсками. Комендант допрашивает женщину: она партизанка, на нее донесли. Зачем она пришла в село? Ждет ребенка; пришла, чтобы родить его в теплой хате. Коменданту нужны сведения о партизанах, но она ничего не говорит. На страшном морозе, раздетую, беременную, гоняет ее по снегу немецкий солдат с винтовкой. И люди из темных окон хат следят, бессильные помочь ей.
И одна из них не выдерживает, посылает сынишку, и тот тихонько ползет по снегу к сараю, где заперта партизанка. “Тетка Олена, я вам хлеба принес!” Но тут же выстрел: солдат убивает мальчика. Теперь уже мать ползет тайком, чтобы забрать его тело, брошенное солдатами.
И вот он лежит – сын ее, она и остальные дети стоят рядом, в последний раз смотрят на него. “Убили Мишку”, говорит маленькая сестренка. “Фашист убил”, добавляет брат. Им приходится похоронить его тут же, в хате, вырыв могилу в земляном полу и тщательно разровняв землю, чтобы скрыть следы.
А партизанка прямо в холодном сарае рожает, и фашистские солдаты смотрят и ржут. Она снимает с себя из последнего, что ей оставили, чтобы завернуть ребенка.
Ее снова приводят к коменданту. Она теперь мать, должна думать о ребенке, должна сказать ему все, иначе... Но ни слова не слышит он – и тогда стреляет в лицо только что родившегося ребенка. С трупиком его на руках идет она в свой последний путь – к реке, где солдат отбирает у нее тельце ребенка и кидает его в прорубь. Потом комендант стреляет в нее. Радуга висела в тот зимний день над селом...
Да: пожертвовали даже детьми, но не уступили, не предали – и потому только победили. Страшную вещь – фашизм. Это уже была не фантазия, не аллегория – сама жизнь, которая часто страшней любой выдумки. И действовали простые люди, никогда не считавшие себя героями. Но не меньше от того были их муки и горе, величие их. Жертвовали детьми, самым дорогим – надо было. Надо!
Надо было тогда, надо и сейчас. Жуткая аналогия тогда и сейчас. Есть сходство, пусть невероятно отдаленное, между тем и другим. Неполноценные народы, неполноценные расы – эти понятия существовали у нацистов, хотя они включали в них всех неарийцев, вне зависимости от умственных способностей, наличие которых у них просто не признавали. Главное, что допускалось правомерная возможность обращаться с ними, как с не людьми. В этом суть!
И если это так, то, действительно, Лал был целиком прав. Следовательно, этого не должно быть.
И, значит, надо! Надо – несмотря ни на что. На то, что может быть страшно. Даже гораздо страшней, чем можно представить. Надо! И откладывать незачем.
Эя надевает скафандр. Одевает Пса. Катер взмывает в небо и устремляется ко Второй пещере.
На подлете она вызвала Дана. Он на площадке чуть ниже озера. Ждет её.
Посадив катер, пристегнула вертолеты себе и Псу. Ведя вертолет Пса по радио, поднимается высоко, летит к озеру. Вот оно, уже полностью очищенное от глыб, мерцающее. Площадка под ним, и маленькое серебристое пятно. Дан.
Он неподвижно, опустив голову, сидит у какого-то огромного камня.
– Здесь мы были в его последний миг, – без всякого предисловия говорит он, глядя на ее тень. И не поднимает голову, не глядит в лицо, как будто боится прочесть в нем окончательный отказ.
Она садится на камень рядом. Пес покорно ложится у его ног.
– Я вцепился в этот камень. Одной рукой. Непонятно, каким образом. Снова попробовал недавно – ничего не получается. Он держался за меня, потом рука у меня заскользила, он толкнул меня и отпустил мою руку, за которую держался, и я вцепился в камень обеими руками. Его сразу смыл поток, он не сумел ни за что зацепиться: у него было меньше сил, чем у меня – мое тело намного моложе. Я успел позвать его. “Дан! Не забудь... А-а-а!!!” И все! Его, должно быть ударило глыбой. Или в этот момент он летел вниз, в пропасть. Здесь все это произошло. – Он замолчал, продолжая избегать ее взгляда.
Она взяла его за руку. Он поднял голову, взглянул ей прямо в глаза. По ее спокойному виду, по улыбке понял, что она с ним – совсем и окончательно.
– Спасибо, – еле слышно произнес он. – Спасибо, что я не ошибся.
– Не надо, родной мой! Все будет как надо. Будет ребенок – а понадобится, то не один.
– Спасибо, девочка! – он привлек ее к себе. – Страх меня мучил. Что не удастся сдержать обещание, которое дал памяти Лала в себе. Что не выполню свой долг перед ним. Спасибо.
Все было готово. На следующий день должна была начаться проверка – и затем выведение монтажных роботов. Следом шел пробный пуск на малой мощности. Если все пройдет благополучно, отправят отсюда роботов и произведут рабочий запуск.
Пока все шло гладко. Проспав ночь, они утром быстро провели проверку всего комплекса и системы его управления. На контрольном пульте ни разу не загорелось табло “Нарушение” – приборы не обнаружили их.