Данэя

Совет воспроизводства, со своей стороны, тоже поначалу отказался поддержать программу Арга. Настроение было решительным: никто не собирался отступать. Предложение Йорга голосовать за эту программу было встречено резко враждебно: ни в коем случае! Только сохранение существующего: каждому свое. Голосовать исключительно за это — и посмотрим, кто еще победит! Далеко не все поддержат Дана, голоса могут разделиться поровну: тогда удастся возобновить дискуссию, продолжить борьбу.

Йорг убеждал не делать это: шансы на победу после выступления Эи — чересчур сомнительны. Показ детей подействовал слишком сильно: он это видел тогда. Кроме того, это подтверждали сообщения тех, кто попрежнему пытался вести контрпропаганду.

— Общественное мнение в подавляющем большинстве не в нашу пользу. Мы рискуем потерять все: необходимо, пока не поздно, воспользоваться программой Арга. Иначе снесет все существующее: как цунами.

И почти добился своего. Но незначительное меньшинство — в основном молодых, группировавшихся когда-то вокруг Милана — отказались последовать его предложению. Они поставили на голосование сохранение всего: воспроизводства исключительно с помощь генетического подбора и прежнего использования неполноценных — за счет продолжения отбраковки.

И сразу же после всемирного голосования, в результате которого программа Арга набрала подавляющее количество голосов, они вдруг потребовали вернуться к разбору обвинения, предъявленного Ги. Вне зависимости от того, что взгляды, толкнувшие его на самовольные действия, признаны сейчас большинством, в то врем они таковыми не были: действия Ги по своему характеру являлись преступлением и не могут не продолжать им считаться. Причем — тяжелейшим преступлением. Выступавший повторил требование всеобщего бойкота для Ги, о котором, казалось, уже все забыли.

Но на следующий день с протестом против обвинения Ги выступил Йорг:

— В настоящее время оно уже лишено всякого смысла. Рядом с тем, что только что произошло, преступление спасателя Ги — пустяк, о котором уже даже смешно вспоминать! — Йорг слишком хорошо понимал, что суд над Ги только придаст тому излишне героический ореол.

Голосованием обвинение с Ги было немедленно снято. А он, казалось, был этим расстроен. Огорчение его выглядело даже немного детским.

— Эх, не захотели тебя распять за веру в святые идеалы, — подтрунивал над ним Ли, для которого чувства Ги были как открытая книга. — Но ты у нас и так — бунтарь и герой!

— А! — Ги махнул рукой.

Не Ги — другой беспокоил Йорга. Милан — бывший ученик! Правда, он сдержал данное им обещание и, насколько знал его Йорг, и дальше не был способен нарушить его. Даже не принимал открытое участие в дискуссии, молчал — а ведь он знал один то, что, будучи открыто другим, могло сразу сокрушить все — никакой Арг уже не помог бы.

Но продолжая молчать, действовал. Йорг знал абсолютно все, чем занимается он в архиве Института генетики. Было организовано непрерывное наблюдение за ним, велась запись всего, что он просматривал и переписывал в свой архив.

Казалось, он нарочно занимался этим в самом Институте вместо того, чтобы взять материалы из Центрального архива — об этом бы никто не знал. Не имея возможности общаться с Йоргом, с которым лишь пару раз столкнулся в Институте, и который, как все, старательно не глядел в его сторону, Милан будто задал ему вопрос и требовал ответа.

Но усилия его ни к чему не приводили. Смутный, еле заметный след чего-то похожего на то, что он искал — разработки темы увеличения доли максимально талантливых в потомстве. Как во время поисков каких-либо материалов по исправлению — одна единственная незаконченная работа, его бывшего друга — аспиранта, то ли опять внезапно оборванная, то ли на самом деле представляющая разработку совсем другой темы, где объект поисков Милана был случайным, побочным результатом, на который не обратили внимание. Сколько он ни бился, найти больше ничего не мог. И прекратил бесполезные поиски.

«Так-то!», думал Йорг, узнав, что Милан больше не появляется в Институте. «Ты не там искал, мой бывший любимый ученик».

Не там! А то, что искал Милан, было самой главной из работ самого Йорга. Почти никто не знал о ней. Материалы — все без исключения: разработки, наброски, результаты — Йорг хранил только в своем архиве. Он неприкосновенен: ключом к нему является неповторимый рисунок кожи на его пальцах.

Там, в его архиве, немало. Весьма! Но еще недостаточно, чтобы во всеуслышание заявить о своем открытии, которое сразу поставило бы его на один уровень с Даном, дало ту же силу и авторитет, звание академика и — раньше — право на вторую жизнь: он явился бы обновленным — полным сил продолжить борьбу за то, каким должно стать человечество.

Но теперь все это — тайна тайн! Ни одна живая душа не должна знать после этого расследования, проведенного ренегатом Дзином: все может тогда обрушиться окончательно. «Да, именно так!» — звучало где-то в глубине сознания. Все же, он понимал много больше остальных своих единомышленников.