Данэя

Ее успех на сцене еще более вырос с годами — и попрежнему считалась она самой красивой женщиной планеты. Многие страстно желали ее, но даже мысль о близости с кем-то кроме Дана была для нее невозможна. Лишь редко-редко — как отправление малоприятной, но, к сожалению, необходимой потребности — вызывала домой гурио, которого сразу же потом отсылала.

Но Лала нет — он погиб. Давно: в самом начале. Они были там вдвоем. Столько лет.

И дети! Что значит это?

Надо увидеться с ними. Только это будет не скоро: после прилета на Землю — долгий карантин; к тому же вид у них ужасный — лечение будет длительным.

Но потом она постарается встретиться с ним — как можно скорей. Если увидит, что совершенно не нужна ему, будет говорить только о Лале: ведь он был ее близким другом. И уйдет навсегда, постарается его больше не видеть. Чего бы ни стоило!

Ведь она уже привыкла. За столько лет.

Никто не догадывается, что творится в ее душе. Великая Лейли — прекраснейшая женщина Земли, гениальнейшая актриса, всегда потрясающая своей игрой сотни миллионов сидящих у экранов и тысячи счастливцев, получивших по жребию право непосредственно присутствовать на спектакле. Широко раскрытые глаза, напряженная тишина, слезы. Буря аплодисментов. Но разве хоть кто-нибудь из них знает, что один из источников такой глубины ее игры — боль и страдание?

Они уже на Земле.

Их физическое состояние потребовало длительного лечения, и пока они общаются лишь с врачами: чтобы их не беспокоили, прямая связь с ними временно закрыта. В домик, в котором когда-то начиналась их тренировка перед отлетом, одиноко стоящий в горах вдали от городов, приходят только приветственные телеграммы от тех, кому не терпится их увидеть; о них им сообщает специальный дежурный.

Радиограмма Лейли пришла в самый конец лечения.

— Мне хочется поговорить с ней, — попросила дежурного Эя.

— Сеньора, не утомит ли тебя разговор?

— Никоим образом. Наоборот!

— Пожалуйста! — он включил связь.

Лейли никак не ожидала увидеть ее на своем экране: сразу вздрогнула.

— О, Эя!

— Здравствуй, Лейли! Я рада видеть тебя.

— И ты здравствуй, Эя! Как ваше здоровье?

— По-моему, уже в полном порядке. Нам здесь уже надоело. Так хочется увидеть всех друзей!

— И мне вас.

— Ты хочешь расспросить о Лале: я знаю.

— Да. — Вид у нее был грустный.

— Знаешь, что? Я сейчас попрошу разрешение на твое посещение. В конце концов, несколько дней не играют роли. Пора кончать наше затворничество. — Экран погас.

Лейли сидела, не двигаясь; ждала, веря и не веря, что произойдет невероятное. И лишь когда экран засветился, и Эя сказала: «Все в порядке: я их уговорила. Прилетай: сейчас!», она заторопилась, вспомнив, что не одета. Отдала команду роботу достать из хранилища нужную одежду и украшения, вызвала кабину — и наспех заколов волосы, накинула плащ поверх домашней туники, укатила на аэродром.

Туалетом занялась в ракетоплане — его вел автопилот. На это ушло не много времени — слишком мало, чтобы занять ее, отвлечь чуть от томительного ожидания, от которого, казалось, можно было задохнуться.

Эя с балкона видела, как появился в небе ракетоплан. Сделав разворот, он сел. Женщина в черном развевающемся платье медленно двигалась к дому. Эя быстро пошла ей навстречу. Она была рада гостье: карантин, казалось, длился целую вечность.

Лейли — друг Лала: значит и их друг. И одна из самых любимых ее актрис. До чего же она красива: недаром Сын там, на Земле-2, последнее время аж не дышал, когда она была на экране. Но глаза ее печальны.

Эя взяла ее за руки:

— Все будут рады тебе. Дан с детьми отправился в горы. Но они должны скоро вернуться: ушли давно — до того, как мы с тобой связались. Они ничего не знают — ну и пусть: я ничего не сообщу им — твой прилет будет для них сюрпризом. А мы пока поговорим: я так соскучилась по общению.

— Я очень ждала вас.

— С Лалом.

Лейли молча кивнула.

— Я понимаю, — Эя тоже замолчала, и Лейли была рада, что не надо ничего говорить. — Это страшная потеря. Не только для нас. Для всех. Он был удивительный. Единственный, кто понимал, какими должны быть люди.

— Да.

— Он сообщил нам незадолго до своей гибели чрезвычайно важные вещи.

Лейли едва слышала ее, но Эя, к счастью, этого не видела. Они сидели на камнях возле дома.

— Вот и он!

Лейли подняла голову: на тропе, ведущей с горы к дому, появился человек. Дан!

Дан! Она вся напряглась. Он смотрел в их сторону, приставив ладонь ко лбу: солнце било ему в глаза.

— Отец! Оте-ец!

И когда он медленно пошел к ним, Лейли побледнела так, что Эя не могла это не заметить. Что-то больно толкнуло сердце. Неужели…? Она не могла и думать о том, что еще какая-то женщина есть в жизни Дана.

Да, раньше ей это было безразлично: как и всем. Раньше! Слишком много лет они были вместе и слишком много вместе пережили. Вместе, все время вместе. И дети…

— Здравствуй, Лейли!

— Здравствуй, Дан!

Она попрежнему красива, невероятно. Прекрасна, как богиня. Такая же — как тогда, на озере.