Дангу

Бросая оружие и лошадей, разбойники с дикими воплями кинулись убегать по дороге. Но в этот момент на дорогу выпрыгнуло громадное, страшное лохматое существо. Это была Лхоба. Она подняла кверху руки и издала леденящий кровь боевой рык.

— Ракшаси! Ракшаси! — раздались над поляной истошные вопли, и разбойники, скользя в грязи и лужах, натыкаясь друг на друга, падали, закрывая головы руками.

Глаза Дангу горели бешенством. Он прыгнул к Бадмашу, привставшему на четвереньки:

— Так ты, кажется, спрашивал, где я, и кричал, что я трус? Вот он я, Дангу, рядом с тобой!

Он схватил афганца, как котенка, опрокинул на спину и поставил ногу ему на грудь, играя джемдером.

— Ах-хаг! Ах-хаг! — разнесся над поляной ликующий крик победителя. — Вот и пришел час расплаты, ты, вонючая жаба! Ну-ка, повтори, что ты говорил, гнусный шакал, про меня, а твои подельники мерзко хихикали?

Бадмаш только ворочался, хрипя что-то нечленораздельное.

— Хузур! Хузур! Не… не погуби! — наконец выдавил он.

— Ну ладно! Оставим это. Я даже готов тебе простить эти оскорбления. Но ведь ты вор и негодяй и должен быть наказан по заслугам! Мой урок, ты помнишь, там, в развалинах близ Авантипура, тебе впрок не пошел. Ты по-прежнему тянешь свои грязные лапы к чужому.

Между тем над поляной прогремело еще несколько выстрелов, и пули, посланные меткой рукой, достигли своей цели. Из кустов вылез Григорий, держа в руке дымящийся пистолет и направляясь к Дангу.

— Вроде никого более нет, — бормотал он. — Старый солдат еще не разучился стрелять. Господи, прости! — Он перекрестился. — Никитушка, сынок! Иду, иду, Никитушка! — крикнул он, обходя раненых и убитых.

Внезапно Дангу почувствовал, как чьи-то нежные руки обвили его шею.

— Мой милый! Наконец мы вместе! — Дарья прильнула щекой к плечу Дангу, поглаживая его по руке. Он повернул к ней голову, и их глаза встретились.

— Кончился полон мой! — прошептала она, устремив на него взор, полный любви и счастья.

Дангу обнял ее одной рукой и счастливо улыбнулся. Они снова были вместе, чтобы никогда уже не разлучаться.

Бадмаш зашевелился под ногой Дангу и поднял здоровую руку.

— Ху… зур! Я, я ранен, — еле слышно сказал он, показывая на правое плечо. Повязка размоталась, и рана сильно кровоточила. — Позови Жамбрэ-хана!

— Жамбрэ-хан? Кто это? — громко спросил Дангу и нахмурился.

— Это я! Я рад с вами познакомиться, — сказал, улыбаясь, француз, подходя к ним. — Я французский врач, меня звать Поль Жамбрэ. Мне приятно пожать руку такого храброго и мужественного человека. Вы освободили вашу подругу от неволи, а меня из почетного плена. — И он протянул ему свою руку.

Надир, которого Жамбрэ уже освободил от веревок, перевел.

— Да, да, милый! — добавила Дарья. — Это замечательный человек и врач. Он вылечил меня и помог бежать. И Надир тоже помог. Он его слуга. — Она погладила старика по руке. — Он очень хороший!

Дангу удивленно посмотрел на протянутую руку француза, не зная, что делать.

— Милый! У людей такой обычай — при знакомстве жать друг другу руку и называть свое имя, — вмешалась девушка, видя недоумение Дангу.

Он протянул свою руку.

— Дангу!

Рука француза и рука русского соединились в дружеском пожатии.

— Месье! — Жамбрэ поклонился Дангу. — Позвольте я помогу этому человеку, — он показал на афганца. — Он хоть и негодяй и чудовище, но все же заслуживает сострадания и помощи. Кажется, он уже теряет сознание и может умереть от кровотечения.

Дангу сверкнул глазами.

— Милый! Пощади его. Он мне не причинил никакого вреда.

Дарья снова прижалась к нему.

— Хорошо! — вздохнул юноша, снимая ногу с груди Бадмаша и убирая джемдер в ножны. — Ты грязная собака, я не добиваю раненых. Смотри не попадайся больше мне на дороге!

— Собака, собака! Истинно говоришь, Никитка, — подхватил подошедший Григорий. — Ну а мы зла не держим! — Он перекрестился. — Так-то вот!

— Свое получил, — добавил он, глядя, как над ним возятся Жамбрэ и Надир. — Никитка, сынок! Вроде нету уже более никого. Кого поубивал, кто схоронился в страхе.

— Григо! Надо бы оружие все собрать.

— А вон, Нанди и Барк Андаз уже собирают и лошадей разбежавшихся ловят, — ответил Григорий, оглядывая поляну. — Постой-ка, постой-ка, — продолжил он, — вон, смотри! Там, кажется, мать твоя стоит, — показал он на подлесок из дубняка, туда, где дорога ныряла под высокие деревья.

Дангу посмотрел туда, и радостный возглас вырвался у него из груди:

— Лхоба!

Он сделал несколько шагов к ней вместе с Дарьей, придерживая ее за талию.

— Ама! — Волна нежности захлестнула его. Она ждала его, и она помогла ему!

А Лхоба решительно двинулась к ним навстречу, радостно урча и вскрикивая:

— Данг-чи-канг! Данг-чи-канг! Уми Дарья! Бод-рха!

Они встретились и обнялись.

— Григо! Иди к нам! — позвал его Дангу.

— Месье Жамбрэ! Ой, — она улыбнулась и поправилась: — Жамбрэ-хан, — махнула она ему рукой, — сюда, к нам!

Они взялись за руки, подняли их вверх, и радостные крики разнеслись над поляной. Это была победа, это была свобода! Властью могущественной и неотвратимой кармы добро победило зло.