Дангу

— Это правда, что у вас на перевале пропала одна невольница? — грозно спросил афганец, сверкая глазами.

— Говорите, не бойтесь, — с мягкими нотками в голосе добавил Али. — Хузур хочет все знать. Он вам ничего плохого не сделает.

Женщины переглянулись. Потом Айша сказала:

— Джи хан! Это правда. Среди наших невольниц была одна белая девушка дивной красоты, как молодая луна в месяц рамазан. Она была из Северной державы белого царя русов. С реки Итиль.

— Джи хан, джи хан! Очень белая и очень красивая, — прошамкала китаянка. — Пропала на перевале. Мы думаем, что ее убили, — она покачала головой. — Очень, очень красивая!

— Пусть его шайтан заберет! Эта вонючая обезьяна говорит, что чужое брать нельзя, а сам берет то, что по праву победителя принадлежит мне, — крикнул Бадмаш, топнул ногой и, изрыгая ругательства, бросился вон из храма. — Еще смеет называть себя раджей! Самозванец!

Пробегая по коридору, он в ярости сбрасывал с постаментов небольшие каменные фигурки индийских божеств, падавшие со страшным грохотом.

Выбежав во двор, Бадмаш остановился.

— Ты говоришь, она связана с этой компанией? — спросил он Али, который все время был рядом с ним.

— Да, хузур.

— И она действительно так красива, как говорят эти старухи?

— Я не видел, но так они говорят.

— Как ее зовут?.. Дарья, говоришь? Река, значит?..

Бадмаш сжал кулаки, затопал в истерике, выкрикивая что-то нечленораздельное, потом набросился на Али:

— Пошел вон отсюда, собака! Плохо мне служишь. Ничего вовремя не говоришь!

Тут он вспомнил об унижении, которому его подверг Дангу, и рассвирепел еще больше. Он хватал все, что попадалось под руку — кувшины с водой, бутылки с вином, подносы, уставленные блюдами и пиалами, — и швырял на каменные плиты пола, яростно топча мешанину из еды и осколков посуды. Вдруг так же внезапно Бадмаш успокоился и поманил Али, который лежал на полу, всем своим видом выражая рабскую покорность. Он знал крутой нрав хозяина.

— Ладно! Вставай! Прощаю на этот раз! Подойди ко мне, слушай, что скажу…

Али встал на колени, быстро подполз к Бадмашу, наклонил голову.

— Прости, господин, — льстиво прогнусавил он. — Я твой верный слуга, исправлюсь, не погуби!

Он осторожно поднял ногу афганца и поставил себе на затылок.

— Ладно, ладно! Вставай, — совсем уже мирно произнес Бадмаш. — Слушай, мы завтра утром сделаем налет на караван-сарай Кальяни и захватим эту девушку! У нас сейчас много людей! А?

— Хузур, этого делать нельзя никак!

— Почему? Разве я не силен? Разве я не претендую на трон Кашмира, а?

— Господин! Сейчас не время. Мы уже устроили переполох из-за этого фаренги. Теперь караван-сарай наверняка охраняется, а дом Парвеза — уж точно. Может быть, девушка там. Люди субедара сейчас настороже.

— Но я хочу иметь эту девушку. Она принадлежит мне. Как и весь этот гарем, — он махнул рукой на храм. — Это все мое! Не так ли?

— Да, хузур! Это верно, она твоя по праву. Это твоя добыча. Но подожди немного. Мы выберем более удобное время для похищения. И я хочу тебе дать вот какой совет: завтра переоденься стариком, чтобы тебя никто не узнал, и сходи к караван-сараю Кальяни, посмотри на девушку сам. Может, она тебе не понравится, и все на этом кончится.

— Вах ва! Мне по душе твой совет! — Бадмаш захохотал, хлопнул Али по плечу. — Ты все-таки хорошо мне служишь. У тебя голова прекрасно работает. Вот тебе от меня подарок. — Он сунул руку за пояс, порылся там и вынул золотой перстень: — Лови!

Али ловко поймал драгоценность, сверкнув глазами и удовлетворенно хмыкнув, поцеловал и надел на палец.

— Да ниспошлет Аллах владыке благополучие! Спасибо!

— Позови сюда Махмуда и Шакли, мы обсудим мой костюм для завтрашнего представления. Ха-ха-ха! И надо наконец хорошенько выпить, чтобы забыть эту вонючую обезьяну, — и Бадмаш поежился, потирая шею.

Ранним свежим утром, когда жара еще не опустилась на просыпающийся Шринагар, к воротам караван-сарая Кальяни подошел, прихрамывая, босой, немного сгорбленный старик, одетый в длинную рубашку навыпуск и шаровары серого цвета, очень грязные и поношенные. Огромная копна черных волос на голове, заплетенных в небольшие косички, борода, густые косматые брови и большие усы придавали ему несколько устрашающий вид. За спиной висела небольшая котомка, в руке он держал длинную суковатую палку. Его можно было принять за бродягу — авара или нищего попрошайку — бхикшу, каких было немало на дорогах Кашмира.