Даниелла

— Ну, а ты, как ты попал сюда?

— Он мне дал тайное поручение (Тарталья понизил голос). Я приехал сюда инкогнито, чтобы вручить прекрасной Медоре письма, которые могли ее компрометировать; князь великодушен.

— Это очень хорошо. Но в это короткое время, с тех пор, как ты был у меня свидетелем, ты не мог съездить в Геную и возвратиться.

— Оно бы и мог, но я не сделал этого длинного путешествия. Князь был еще на границе Церковной Области, когда почтил меня своей дружбой, определил меня к себе и вверил мне поручение, по которому я сюда приехал.

Глава XLII

Даниелла была очень рада увидеться с Тартальей и узнать о его благополучии.

— Если ты хочешь накрыть за меня на стол, — сказала она, — так, по крайней мере, садись с нами ужинать.

Проговорив это приглашение, она обернулась ко мне, как бы прося прощения, что забыла мою недоверчивость к этому чудаку и не сообразила, что мне не слишком нравится его компания.

Но, впрочем; события доказали мне добросовестность Тартальи в дружбе, и я был так много обязан ему, что не мог нисколько колебаться, допустить ли между нами такую же короткость отношений, в какой жена моя всегда с ним находилась. Я подтвердил ее приглашение, что, казалось, чрезвычайно польстило ему.

— Вы добры, как умный человек, — сказал он мне, — и не напрасно, мосью, подали вы руку Тарталье, чтобы приблизить его к себе. Тарталья никогда не был дурным человеком, вы это хорошо знаете, но, между нами будь сказано, он бывал иногда порядочным плутом. Что делать! Молодость, страсти, бедность, тут немножко вина, там немножко лени, а там женщины. Но Тарталья состарился и в один прекрасный день сказал самому себе, что кончить надо добром. Случай ему пособил, то есть Бог помог ему. Выслушайте его приключения.

Вырвавшись из когтей полиции, которой он изменил по влечению дружбы, он попал в небольшую деревушку в сиенской низине, куда негодная однопалубная шлюпка только что привезла знаменитого изгнанника, нашего дорогого князя. Вы знаете, как его люди распорядились с бедным Тартальей в этой проклятой befana, где его, будто статую, засадили в нишу. Проведя ночь в этой киоте, Тарталья поразмыслил немного о том, что ему удалось заметить, и сказал себе: эта прекрасная вороная лошадь, которую я видел там внизу у подъезда, ведь это Отелло! Я хорошо знаю его; я ведь, бывало, чистил и прогуливал его; даже в одну ночь, на дороге во Фраскати, где, к слову будь сказано (теперь все говорить можно), я вам не дал попасть в лапы Кампани (черт побери его душу!), выдав вас за господина Манжена, префекта полиции… Но это мимо! Итак, я узнал даму под вуалью, потому что узнал Отелло, и вот что сообразил; Медора не поедет с князем, потому что увидела господина Вальрега.

Далее я сказал себе; этот добрый князь очень влюблен и очень тароват. Если б он не погнушался спросить моего совета, то он бы увидел, что и я на что-нибудь могу пригодиться. И вот как неисповедимы судьбы, мосье! Когда я снова встретился с ним в этой деревушке, о которой я вам говорил (она называется Порто-Эрколе), я пошел прямо к нему и насказал ему таких вещей, что он стал слушать обоими ушами, а между прочим, вот что: «Медора страстно влюбилась в одного хвата (я не назвал вас), который о ней и не думает, а любит другую. Потерпите немного, и я вас женю на этой красавице, только сделайте меня вашим управляющим. Дайте мне сроку один месяц. Правда, я тут рискую моей шкурой, но место, которое вы мне обещаете, стоит того». — «Разве я тебе обещал его? — отозвался князь, улыбаясь. — Ну, да так и быть, пожалуй! Я ничем не рискую, потому что ты ничего не сделаешь». А я говорю: увидим! Итак, мосью, я одет, как вы видите, порядочным человеком и решился быть таким на самом деле. Я хорошо начал, присоветовав князю возвратить письма, что и действительно благородно, и может умилостивить Медору. А что вы об этом думаете? Но вы заняты чем-то другим, и моя болтовня вам надоедает.

— Нисколько, но я вижу, что жена моя о чем-то хочет говорить с тобой; она посылает меня заглянуть в кухню.

В самом деле Даниелле пришла счастливая мысль рассказать Тарталье об опасности, какой может, как она думала, подвергнуться Брюмьер, если Фелипоне уйдет от нас прежде двух часов. Тарталья избавил ее от всякого объяснения.

— Да, да, — сказал, — знаю, знаю! Он, наконец, ревновать начинает.

Тарталья взялся удержать Фелипоне, хотя и не имел слишком пламенного желания сохранить жизнь Брюмьера. Он узнал уже от мызника, пришедши к нему сегодня утром, что Брюмьер сделался cavaliere servente Медоры; но он не очень о том беспокоился. Он думал, что Медора потешается над Брюмьером; Даниелла строго хранила его тайну. Только нам с ней и была вверена эта тайна. Свидетели, приглашенные в Рокко-ди-Папа, сами не знали, для какой надобности были позваны, и уже получили половину назначенной им платы.

В продолжение этого объяснения я помогал мызнику снять зайца с вертела, и с каждой минутой убеждался более и более, что он думает только как бы поесть, похохотать и поболтать.